Ненавистная фрау

— Пожалуйста. — На лице Боденштайна появилась равнодушная улыбка. — Я пытаюсь реконструировать весь день смерти Изабель Керстнер. В день своей смерти у нее был половой контакт как минимум с одним мужчиной. Завтра утром я сделаю заявку на судебное распоряжение о проведении ДНК-пробы.

Фридхельм Дёринг бросил на него уничижительный взгляд.

— Не трудитесь, — прошептал он. — Я ее не убивал, но имел с ней контакт. Ночью в пятницу. В субботу я ее не видел. Вам этого достаточно?

— Да, пока вполне. — Боденштайн поднялся. — В таком состоянии вам не следует садиться за руль. Приятного вечера.

Дёринг молча пристально смотрел ему вслед глазами, налитыми кровью, и по спешке, в которой посетители бара хватали свои куртки, Боденштайн понял, что они привыкли к выходкам такого рода и знали, что сейчас самое время как можно быстрее покинуть заведение.

Среда, 31 августа 2005 года

Самоубийство главного прокурора Гарденбаха вызвало большой ажиотаж, тогда как убийство Изабель Керстнер солидные ежедневные газеты удостоили лишь краткими заметками. Зато местные издания разместили подробные сообщения. Газета «Bild-Zeitung» использовала предоставленную Боденштайном скудную информацию для жирного заголовка «ПОЛИЦИЯ НЕДОУМЕВАЕТ — КТО УБИЛ ПРЕКРАСНУЮ ИЗАБЕЛЬ?». Под заголовком поместили размытую фотографию светловолосой женщины.

— Ну, сердечное спасибо, — пробурчал Боденштайн, листая газету на утреннем совещании.

Именно этот, рассчитанный на внешний эффект, заголовок наверняка был причиной только что полученного им требования немедленно позвонить директору уголовной полиции Нирхофу. С мрачным лицом главный комиссар пробежал глазами пять строчек под заголовком и открыл седьмую страницу. Газетчики строят предположения и делают то, что они больше всего любят делать, а именно выставляют полицию наивными глупцами.

— Я просмотрел все зарегистрированные автомобили «Мерседес-Бенц» W113, модель 280 SL, в том числе и те, которые именуют «пагодами», — сообщил Кай Остерманн. Он выглядел утомленным после бессонной ночи.

Боденштайн поднял глаза.

— Чтобы сократить поиск, я ограничился автомобильными номерами, начинающимися с буквы «G», — продолжал Остерманн. — И таких в Германии имеется по крайней мере сорок пять различных вариантов.

— И что? — спросил Франк Бенке.

— К счастью, автомобиль не был ни красным, ни серебристым, — Остерманн пропустил реплику коллеги мимо ушей, — так как во всех сорока пяти районах, выдающих удостоверение о допуске автомобиля к эксплуатации, значатся всего тридцать две золотистые «пагоды» SL 280. Одна из них находится в Гиссене, зарегистрирована на имя Гюнтера Хельфриха. Государственный знак — GI-KH 336.

— Так, — кивнул Боденштайн. — И дальше?

— Автомобиль, — продолжил Остерманн, — был зафиксирован камерой слежения в субботу, двадцать седьмого августа две тысячи пятого года, в двадцать два девятнадцать при движении со скоростью сто четыре километра в час. А теперь догадайтесь где.

— У меня нет настроения участвовать в викторине, — нахмурился Боденштайн. Он был все еще раздражен по поводу заголовка в бульварной прессе.

— На трассе В-519, между Кёнигштайном и Келькхаймом.

— Этого не может быть! — Боденштайн поднял глаза.

— Может, — довольно усмехнулся Остерманн. — Я уже затребовал фото.

— Хельфрих — это девичья фамилия Изабель, — вставила слово Пия.

— Верно, — кивнул Остерманн. — Гюнтер Хельфрих — ее отец.

— Эта Тордис видела автомобиль около половины четвертого на парковочной площадке «Макдоналдса», — размышлял Боденштайн вслух. — Возможно, Изабель встречалась там со своим отцом.

— Нет, это исключено, — покачал головой Остерманн.

— Почему исключено? — Боденштайн задумчиво барабанил кончиками пальцев по поверхности стола.

— Потому что он умер от инфаркта в две тысячи первом году. Его вдова, мать Изабель, живет в доме престарелых в Бад-Зодене. У нее болезнь Альцгеймера.

— Почему тогда автомобиль зарегистрирован в Гиссене?

— Не имею понятия.

На мгновение в комнате воцарилось молчание.

— Ну ладно, — сказал наконец Боденштайн. — Остерманн, вы снова садитесь за компьютер и попытайтесь побольше разузнать о Дёринге и Ягоде. Меня интересует все: финансовые и личные отношения, возможные судимости, профессиональный рост и так далее.

Мужчина кивнул.

— Что мы знаем о соседях Керстнера из Келькхайма?

— Все они говорят одно и то же, — ответила Катрин Фахингер. — Керстнеры редко бывали дома, доктор часто до поздней ночи находился в отъезде, а его жена, если и была дома, в основном загорала на террасе или громко включала музыку.

— Хорошо, — кивнул Боденштайн. — Франк, вы поезжайте в Руппертсхайн и попытайтесь поговорить с жильцами «Цауберберга». Возможно, кто-нибудь что-то видел или слышал.