Ненавистная фрау

Сначала он выпустил собак из их пристанища, и они с лаем стали резвиться, наслаждаясь свободой. Твердым шагом Кампманн пересек двор и вздохнул, посмотрев в постепенно светлеющее небо и отметив, что сегодня будет сухой солнечный день. Это означало, что он сможет выпустить большинство лошадей на просторный выгон и ему не нужно будет выезжать всех этих дурацких животных своих уродов-клиентов. Мысль о работе еще больше омрачала его дурное расположение духа. Ему основательно надоело быть жертвой настроения его требовательных клиентов и невротички-начальницы, ему надоело выезжать десять лошадей в день, ему надоело быть приветливым, вежливым и спокойным. Но еще хуже, чем все это, было тоскливое чувство зависимости. Роберт не мог сделать ни единого шага, ни единого движения без того, чтобы жена не проследила за ним своим аргусовым оком. Его тоска по свободе болью отзывалась в нем, как гнойная рана. Кампманн был очень близок к тому, чтобы все это бросить. Он собрал деньги на конноспортивный комплекс с небольшим отелем на юго-западе Ирландии, прямо на берегу моря. Он уже составил заявление на имя Ягоды о расторжении трудового договора, но потом Изабель, совершенно огорошив его, сообщила, что из их совместных планов на будущее, к сожалению, ничего не выйдет.

Роберт прошел вниз по мощеной дороге, достал связку ключей и открыл дверь конюшни. Затхлый запах аммиака ударил ему в лицо. Лошади начали ржать. Пятьдесят шесть лошадей ждали, когда их накормят сеном и овсом. Пятьдесят шесть боксов надо вычистить. Ему придется сделать это самому, так как Кароль сегодня опять не явился. В последние дни парень стал более строптивым и заносчивым, чем обычно. Кампманна абсолютно не задевало то, что Кароль преследовал Сюзанну, забыв обо всем на свете. Сюзанна давала парню надежду, так как предполагала, что это разозлит ее мужа, но она ошибалась. Ему все было безразлично.

На востоке появилась узкая светлеющая полоска. Через полчаса взойдет солнце, поэтому сейчас надо быстро покормить лошадей и выпустить их на выгон, прежде чем первый придурочный клиент сунет свой нос в конюшню.

Когда Роберт закрыл за собой дверь последнего бокса, то заметил, что его собаки исчезли из конюшни. Кампманн подошел к двери и громко свистнул. Обычно все три пса всегда выполняли его команды, но на сей раз они не появились. Вдали он слышал их лай и, чертыхаясь, отправился на поиски. Сюзанна опять будет орать во все горло, если собаки надумают разгребать кучу навоза.

Кампманн увидел своих псов во дворе у закрытых ворот, где они, возбужденно лая, бегали взад и вперед.

— Ко мне! — крикнул он приглушенным голосом. — Быстро, вы, глупые псы!

Реакции не последовало. Они как безумные прыгали на ворота, выли и издавали какие-то странные звуки. Кампманна охватило неприятное чувство, вытеснившее его озлобленность, когда он шел через пустую парковочную площадку. В сумеречном свете раннего утра ему показалось, что он увидел у ворот очертания человека с распростертыми руками. К сожалению, Роберт не мог больше видеть вдаль так же четко, как раньше, а для очков он был слишком тщеславен. Собаки подбежали к нему с высунутыми языками, они были очень возбуждены. Кампманн приблизился к воротам и с ужасом увидел, что это действительно очертания человека. Но он оказался совершенно обнаженным. Он не стоял у ворот, а кто-то привязал его к ним, разведя ему руки. Это выглядело так, словно он был распят. Его голова безжизненно свесилась. Кампманн робко подошел ближе. Псы подбежали к человеку, и Кампманн с отвращением увидел, как они стали обнюхивать и лизать его ноги. К своему ужасу, он понял, что это Фридхельм Дёринг, на шее которого болталась картонная табличка. Его голые ноги были испещрены непонятными темными полосками. О боже! Это ведь свернувшаяся кровь! С нарастающим изумлением Кампманн прочитал текст, написанный большими буквами на картонной табличке: «ЛЕВИТ 24:19–20». У ног несчастного стояла стеклянная банка, а в ней…

С трудом переведя дыхание, Кампманн сделал шаг назад, когда Дёринг шевельнулся и тихо прохрипел. Кампманна сильно затошнило, и он неуверенной походкой двинулся к цветнику.

— Левит, глава двадцать четвертая, стихи девятнадцать-двадцать, — задумчиво проговорил Боденштайн. — Если не ошибаюсь, то это строка «Око за око, зуб за зуб».