— Что угодно! Мне все интересно.
— Теперь я не выйду замуж за Мариса, — пожав плечами, с безразличием констатировала девушка.
После нашего возвращения и моего, безусловно, заслуживающего доверия рассказа о нападении на бедную парочку каких-то мерзавцев все местное воинство в количестве аж пяти человек, с почти одинаковыми пивными брюхами, кинулось на поиски злоумышленников. Отчим же Летэ гаркнул ей подготовить для постояльца с такой тугой мошной, как я, лучшую комнату, не удосужившись и для вида спросить, в порядке ли она. Зато у меня скользковато тихонько поинтересовался, в каком положении я застал его «любимую доченьку» и не «успели ли сотворить над ней чего дурного». Ну да, надо же выяснить, порчен ли уже товарец или можно подыскивать еще варианты нажиться.
— Опечалена этим? Любила его? — Чихать мне на это, но разговор поддержать вокруг ее персоны нужно.
— Нет. Ни я его, ни он меня, — легко отмахнулась девушка, а мне вроде как и вдохнулось легче.
— Так зачем же он тебе вообще сдался? Неужели ты с таким, как он, свою жизнь видишь?
Летэ помрачнела, опустила голову, уходя в свои мысли, посидела так с минуту. Резко вдохнула, вскидываясь, словно что-то готово было сорваться с ее губ, что-то такое, что заставило ее на миг стать той, уже проглядывавшей за маской равнодушного смирения загадочной девушкой, но она явно одернула себя, потухая, и я не выдержал:
— Скажи мне, Летэ! — Понятия не имею, отчего так захотелось узнать, что в ее голове.
— Вы…
— Ты.
— Ты сочтешь меня чокнутой, — пролепетала она, опять краснея.
— Только не я! — Шагнув ближе, сел перед ней на корточки, заглядывая в глаза с видом восхищенного и готового внимать любой бабской херне придурка. — Посмотри на меня, ты можешь мне верить!
Можешь, можешь. Иначе как я тебя поимею во всех смыслах?
— Мне постоянно кажется… ну, что вот это все будто не моя жизнь. — Она посмотрела неожиданно прямо, отчего за ребрами неприятно кольнуло. — Не знаю, как и объяснить-то. Ну как если бы все вокруг меня какое-то неправильное, ненастоящее, что некоторые люди… они не те, кем кажутся, и все это… работа изо дня в день, каждое мое движение… они бесполезны, что ли. Что бы я ни делала, это словно все не то… Ерунда какая-то, в общем. — Зажмурив глаза, она замотала головой, отчего из косы высвободилась яркая прядь, и я без единой мысли потянулся ее поправить.
— Не ерунда, говори все, Пушистик! — Ты ведь даже не представляешь, насколько права, и твоя интуиция тебя не обманывает, в отличие от меня. Это не твоя жизнь, не твоя работа, а все люди, что тебя шпыняют, не имеют значения, скоро ты над ними возвысишься, и в следующий раз они станут почтительно гнуть перед тобой спину, если вам еще суждено встретиться или если они в принципе люди. Потому что в ином случае ты будешь той, кто вынесет им смертный приговор.
— Пушистик? — одними губами произнесла Летэ, цепенея, когда я повел пальцами по ее щеке.
— Да, такая прекрасная, такая нежная. — Зараза! Что там еще несут в таких случаях? — С первого взгляда в сердце мне запала.
— Я? — Как бы у нее глазищи эти голубые из орбит не выскочили.
— Ты, Летэ, ты! Ты у меня здесь теперь! — Схватив ее ладонь, прижал к своей груди, а мой зверь почему-то изумился, сначала отшатываясь, но потом сдуру рванулся навстречу. Цыц, скотина, не она это, просто забава все! Размечтался! — Станешь моей, Пушистик?
— Как — твоей? — Она уже и не дышала.
— Уезжай со мной прямо сейчас. Уже завтра к вечеру будем в Камьюсе, а там и до моей вотчины день пути.
— Но… — А ну не смей задумываться и срываться с крючка, курица полупьяная!
— Я не для позора тебя зову! Женой моей будешь! — И пока рот раскрыла возразить, потянул на себя, одаривая самым первым в ее жизни поцелуем. Работал языком и губами на славу, так, чтобы наверняка одурела, и сам не заметил, как увлекся, чуть не заскулил, как потекшая сучка, отрываясь, потому что попытаться завалить ее прямо тут, рановато будет. Но захотелось. Да так, что аж запекло огнем в паху и пальцы скрючило, а зверь заскакал внутри припадочной белкой, обожравшейся забродивших ягод.
— Поехали со мной, моя Летэ, и я сделаю так, что никогда ты больше не познаешь обид, на руках тебя носить буду! — И подхватил ее, хоть и так видно: поплыла, ошалела, согласилась.
— Поехали… Я за тобой куда угодно, — прошелестела она, как завороженная потянувшись за еще одним поцелуем, а в широко распахнутых глазах — море доверия и обожания, в котором мог бы плавать, заныривая с головой. Надежда такой величины и яркости, что легко затмила бы солнце.
Ну вот, осталась самая малость — расхреначить эту ее надежду, обращая ее сияние во тьму.
Глава 7
— Ты в своем захолустье совсем умом оскудел? — язвительно спросила Летэ. — Третий раз одно и то же.
Посмотрите на нее, давно ли сама столичной штучкой стала? Кто тебя, дрянь, из той дыры в нигде вытащил?