Ненавистный рыцарь на белом коне

Такой момент настал. Вдалеке показалась какая-то группа людей и псих сбавил ход. Я возликовала, почуяв близкое спасение. Дождавшись пока лошадь рысцой подберётся как можно ближе к людям, я скувырнулась вниз и, хотя трава смягчила падение, больно ударилась левым бедром. Псих обнаружил мой маневр не сразу и это дало мне фору. Я кинулась навстречу людям. Услышав топот копыт, закричала во всё горло:

– Спасите! Вызовите полицию! Меня похитили!

Бежала петляя. Если псих вздумает в меня чем-то швырнуть или, того хуже, начнёт стрелять то так попасть ему будет сложнее.

Группа людей, у которых я искала спасения были одеты в серые платья по колено и такого же цвета подпоясанные штаны, в руках у каждого был инструмент, походивший на мотыгу. Завидев меня, они перестали ковырять землю и уставились как на седьмое чудо света.

– Помогите! Это псих! Он чуть не убил меня! – Кричала я во всё горло, хотя уже поравнялись с несколькими из пахарей (я решила, что это пахари, либо работники колхоза).

Тут один, тот, что стоял ко мне ближе прочих, заговорил, но обращался он не ко мне, а во рту у него не хватало доброй половины зубов.

– Тщивый владетель, мы дешь зело радые вашему возращению!

При этом все они выгнули свои спины, по-видимому, изображая поклон. Псих ответил им приветствием и спросил что-то о плодородии почвы. Точно не помню, так как не останавливаясь бежала дальше, не разбирая дороги. Потому что поняла: странные оборванцы за одно с психом. Я взобралась на холм и ноги сами собой подкосились, застыла, не веря собственным глазам. Я увидело то, что никак не могло быть обычными декорациями и вместе с тем никак не могло быть правдой. На километры раскинулись поля, напоминающие заброшенные колхозы, которые неровной дугой огибали сельские одноэтажные домишки, такие как я видела в поезде, когда проезжали мимо деревень, вдалеке возвышалась большая деревянная церковь с позолоченными куполами и наконечниками в форме креста, на значительном расстоянии друг от друга стояли обнесённые рвами мрачные каменные сооружения, походившие на тюрьмы или средневековые замки, впрочем, одно другому не мешало. Но больше всего меня поразили люди. Их были тысячи! Одни, как и те, мимо которых я пронеслась, ковырялись в земле мотыгами, другие вспахивали землю на лошадях, третьи чинно прогуливались, четвёртые пасли коз, свиней, овец… Ни одного транспортного средства кроме вьючных животных, ни одной электрической нити, ни какой телевизионной вышки, ни одной мигающей вывески, ни одного рекламного щита. Женщины в юбках до пят, мужчины в длинных рубахах с волосами по шею.

Сама не понимая, к кому именно обращаюсь я произнесла:

– Где я?

– Это – благородный город Базелон.

Ответили мне сзади. Я вздрогнула от неожиданности и обернулась. За моей спиной стоял псих, рядом с ним сопела лошадь. Надо же я так оторопела от увиденного зрелища, что не услышала громыхание копыт!

Псих смотрел на меня как-то удивлённо-настороженно, изучающее.

– Какой сейчас год? – Спросила я, и только потом осознала почему это спросила. В фантастику вроде перемещений во времени я бы поверила в последнюю очередь.

Удивление на лице психа сделалось более выраженным.

– Семь тысяч пятьсот двадцать седьмой, – сказал он.

Неужели я попала в будущее?!

– От Рождества Христова? – С ужасом переспросила я.

– От сотворения мира. Разве где-то ведут отсчёт от Рождества Иисуса Христа? – Удивился псих.

«Везде, – мысленно ответила я ему».

И тут меня посетила ужасающая мысль. Вспомнила последние осознанные секунды в нормальном для меня мире: я ударилась о каменную пещеру. Должно быть веском. А эта жуткая белая лошадь? Такая же как в мультике «Ёжик в тумане», имеющий, по уверению критиков глубокий философский смысл, по которому белая лошадь – символ перехода из одного мира в другом. Возможно эти пахари – грешные души, приговорённые к вечному труду типа Сизифа. А этот …рыцарь-проводник (теперь он в моих мыслях не был психом) «поставлял» свежие души на Суд.

– Я умерла? – Спросила я рыцаря-проводника. – Когда это случилось? Обо мне… сожалели? Если можно, я бы хотела узнать, кто и как воспринял мою… кончину. (От жалости к себе мои глаза увлажнились). Что теперь будет с… с моей душой?

Проводник глядел на меня молча и озадаченно. Он снял шлем (то бишь железную шапку), высвободив копну русых сальных (видать мыться он не любил) волос, почти доходивших ему до плеч.

– С чего ты взяла, что умерла? – Спросил он.

Теперь настала моя очередь озадаченно на него уставиться. Я принялась вслух припоминать последние события в «нормальном» мире: