Улыбаюсь, не хочу обидеть его, главное, что между нами хоть какая-то связь, а не как с мамой. Вот, кстати, и она выходит из дома нарочно медленно и важно, как королева, не меньше.
– Что здесь происходит? – спрашивает холодно, тем самым останавливая драку двух сестер, уже перешедшую на стадию кулачного боя.
– Ничего, мама! – отвечают они поспешно, поднявшись из грязи и опустив низко головы.
Мама для нас куда больший авторитет, чем папа. Возможно, потому что папа как бы ни ругался, все равно нас любит, дарит подарки, заботится. С мамой все не так: у нас здоровая конкуренция, одной Изе не приходится бороться хотя бы за шанс с ней поговорить. Опускаю голову, не хочу, чтобы она меня заметила. Все время ругается, когда видит меня возле машины, говорит, что это не женское занятие, но и девушкой меня никогда не называет.
– Почему здесь такой бардак? Где Пенелопа? – ее голос становится еще строже, вжимаюсь в кресло, но знаю, что это не спасет.
– В гараже, – сдает с потрохами меня Ирланда, Ирка толкает ее в бок локтем за это.
– Опять? – прохладно отзывается мать и смотрит в сторону открытых дверей гаража, на нас.
Нехотя открываю дверь и выхожу из машины.
– Как-нибудь в другой раз научишь, – криво улыбаюсь хмурому отцу.
– Пенелопа!
– Да, мама, – иду к ним и встаю рядом с сестрами.
– Ты где была, что они такой бедлам устроили? Из-за чего этот сыр-бор? – ее зеленые глаза смотрят на меня с негодованием.
От этого взгляда, как обычно съежилась, виновато опуская голову. Мать нельзя злить, она уже много лет болеет… из-за меня.
– Я попросила Ирланду помыть окна, – начинаю рассказывать, но она жестом приказывает заткнуться.
– Так всё это из-за тебя? Так возьми и убери, пока соседи не увидели этот стыд. А вы, клуши, идите, умойтесь живо!
– Да, мама, – повторяем мы хором ей вслед, когда она отворачивается и уходит в дом.
– Вечно все из-за тебя! – шипит Ирланда и толкает меня в плечо, проходя мимо.
– Не бери в голову, она просто тупая. Может, тебе помочь? – спрашивает в свою очередь Ирка, оставшись.
Странно это, раньше она вела себя так же, как и остальные сестры, так же как Ирланда. Похоже, перевод к богатым избалованным огненным магам изменил ее отношение ко мне.
– А что ты можешь сделать? – улыбаюсь, поднимая злосчастный тазик.
Масштаб работы тут не шуточный, грязь и перья по всему двору, да ещё и сам курятник накренился.
– Могу поджечь, – улыбается сестрица.
– Вряд ли это обрадует маму, – говорю с грустью и берусь за большую метлу из ивовых прутьев.
– Ее вообще никогда ничего не радует, – бросает отец, с недовольным видом проходя мимо нас.
– Пенелопа! – кричит в этот раз Иза, появляясь возле калитки.
– Что такое?
– Бросай всё, тебя хочет видеть Провидица, – на одном дыхании выговаривает сестрица, и из моих рук выпадает метла.
Что снова? Она снова хочет сделать это со мной? Руки задрожали, мысль бежать, куда глаза глядят. Останавливает лишь понимание, что все равно догонят, найдут и тогда будет еще хуже.
– Пенелопа? – зовет меня Ирка, пока я медленно иду к калитке, стараясь скрыть свой страх.
– Пошли, – Иза толкает в спину, наверное, ей приказали смотреть, чтобы не убежала.
Возле замка нашей ведьмы, как всегда, много народу, мужчины – ее охрана, несколько женщин – служанок и кухарок. И ведь никто из них не считает себя рабом этой женщины, для них она чуть ли не божество. Служить ей почетно не только в нашей деревне, но и в соседних трех. Ее влияние растет, как и количество охраны и своих, личных рабов. Поднимаемся в её личный кабинет, она, как обычно, сидит за столом и перебирает какие-то бумаги. Молчим, ждем, когда на нас обратят внимание, заговорить первым все равно, что показать неуважение и заслужить неизбежное наказание. Слегка колотит от волнения, сжимаю край рубашки.
– Пенелопа, – наконец говорит эта жуткая женщина, – ты давно не заходила.
Это не просто утверждение, это упрек. Если честно, я так надеялась, что больше никогда её не увижу. Надеялась, что мое место снова займет Иза, пускай это очень бездушно с моей стороны. Неправильно желать кому-то пережить то же самое, что и я, но страх, что следующий раз станет последним, пугает куда больше, заставляет быть эгоистичной. Мельком смотрю на сестру, она поджимает губы. Каждый день возвращается еле живая, от нее буквально несет магией, так что я стараюсь держаться от нее подальше. Не знаю, что ведьма делает с ней, и не уверена, что хочу знать об этом. Наверняка это что-то столь же ужасное, как и то, что меня заставляла делать.
Молчу, сжав губы в тонкую полосу, сестра толкает в плечо, заставляя посмотреть на гадкую ведьму. Встречаюсь с ней взглядом и вздрагиваю, видя ее улыбку.
– Твоё обучение нужно продолжить, – говорит она, и я делаю шаг от нее в испуге.
– Пенелопа, – шипит сестра и хватает за локоть, чтобы не убежала.
В сердце колотит ужас, мне страшно, я напугана.
– Не надо, пожалуйста, не надо, – шепчу, хотя знаю, что не подействует.
Улыбка ведьмы становится шире и довольней. Та, что на проповедях говорит о добре и справедливости для всех, обожает смотреть на чужие страдания и боль.