Чтобы не быть голословной, приведу пример. Вот, например, сегодня, отрабатывали мы прыжки с парашюта. Несмотря на кажущую простоту — прыжок с парашюта — это реально сложно. Мы не птицы, в нас не заложена способность летать и…это страшно. Очень. Если у вас в голове нет чёткого, выработанного до автоматизма плана.
Обычно прыжки проходят так: нас всех цепляют на один трос, и, если ты не прыгнешь, поборов свой страх любым способом, то ты просто-напросто не дашь прыгнуть всем остальным. Отцепляться с троса запрещено. Дверь открывают в лицо тебе бьет дикий ветер, а внизу деревья мягким газоном манят.
Так вот, был у нас Вадик. Почему в прошлом? Потому что списан из академии за профнепригодность. Космолетчик обязан любить небо, получать кайф от парения, а не ссать в штаны при виде далекой земли. Да, он испугался до паники, тем самым, чуть не погубив всю команду своей неадекватностью. Его бешеные метания по салону, прекратил Дамир. Не повезло стоять после Вадика, еще миг и паникер перепутал бы все связки.
— Прыгай! — спокойный тон, как холодный душ. Но разве успокоишь того, кто уже увидел свою смерть и пережил ее. Вадик вцепился в Дамира, как в единственное живое существо в этом мире. Я даже еще не поняла, еще не осознала, что Мир собирается делать, как тот сиганул в открытые двери вместе с кадетом.
Как выяснилось позже, Дамир нашел единственный правильный выход. Он рассчитал, что парашют в состоянии выдержать два тела. Прыгнув спеленал Вадика руками и ногами, так и держал до приземления. Повезло Миру, что парень от страха сознание потерял и не рыпался, а так отделался только сильным ушибом и синяком.
Вот тут страх за Дамира меня обуял такой, что поняла, если он выживет — убью в начале его, потом забью слабую тушку Вадика. Правда, когда приземлилась, главного виновника, как и главного спасителя уже не было. Отчитывались у полковника в кабинете, а я поняла, что дорожу этим снобом и не хочу его потерять никогда. Дамира до вечера оставили в медсанчасти, а я ни учиться не могла, ни тренироваться, ни пить, ни есть. Хотела увидеть его, мечтала, как брошусь на шею и не отпущу никогда. Плевать на насмешки и холодность взгляда, плевать на все. ОН МОЙ МУЖ!
Правда, когда Дамир зашел, к герою бросился весь курс, высказать свою любовь и признание, а я не такая. Да, не смогла! Казалось, так легко подойти, сказать, что испугалась за него, легко…Н-да легко сказать, а на деле оказалось все очень сложно. Тупо сделала вид, что сплю.
Дамир подошел, постоял возле меня, постоял, да и спать лег.
Луна уже заглядывала в окно, не спалось совсем-совсем, я свесила свою голову вниз, чтобы полюбоваться четким профилем, зная наизусть каждую родинку, изученную в тайне исподтишка, когда Дамир не обращал на меня внимание.
— Ну что уставилась, не надоело пялится? — услышала, и чуть не врезалась затылком в стену, отшатнувшись. — Иди ко мне.
Вот он весь в этом вроде и грубый, а вроде и ласковый. И…я вдруг решилась, а почему бы и нет, хочу испытать это чувство снова, с ним одним. Спустила ноги, посидела, посмущалась, он не торопил, только подвинулся, откинув одеяло, молча ждал, и я, решившись, нырнула в омут с головой.
Мужская рука обняла, позволяя мне устроится на сильном плече.
— Спи, или еще посмотришь? — пнула острым локтем в бок, повернулась, закидывая руку на мощный торс и замерла, впитывая ощущения. Потом потрогала пальчиками кубики пресса, почувствовала, как напрягся Мир, скользнула рукой вверх, изучая. Мышцы живота непроизвольно дернулись под моим касанием.
— Ты что творишь? — перехватил он мою руку, сжал, а потом чуть ослабил хват, бережно перебирая пальчики. А я не знала, что ответить. Ночью как-то не страшно и смущения совсем нет. Не то что днем, когда видишь синие глаза и ждешь насмешки.
— Поцелуй меня, — вместо ответа попросила я.
Он сам такое правило ввел, пусть и отдувается теперь. Мне просить, ему — работать! Вот только дважды просить не пришлось. Тихий стон и горячие губы накрыли мой рот. А я тянулась к нему всей душой, всем телом, выгибаясь, стремясь сделаться еще ближе, слиться с ним, отдавая свою силу.
Его руки забрались под футболку, прошлись горячей волной по спине, а потом сдернули с меня одежу так легко и быстро, что не осознала, как такое возможно. Откинулась на подушку и увидела над собой Дамира, жадно разглядывающего меня в ночном полумраке.
— Ты такая красивая! — рука задумчиво прошлась по лицу, лаская щеку, спустилась к шее, очертив, опустилась на грудь, задевая чувствительную горошины. — Хочу тебя! Всю! — он смотрел мне в глаза, словно спрашивая разрешения и я, как под гипнозом кивнула, боясь оторвать от него глаз.
Тут рядом кто-то завозился, и Дамир рухнул на меня, закрывая своим телом.
— Черт! Что ж ты творишь со мною, маленькая?