Тренер тяжело дыша, отходит к столу, упирается в него кулаками, в которых всё так же зажаты ошмётки моей футболки. Любимой, между прочим. Я её на собственные бабки, которые в гараже заработал, купил. Не за отцовские. А этот орангутан бешеный порвал в клочья.
Так, стоп! Я не о том думаю.
— В каком смысле я хвастаюсь? Вы что вообще несёте? — у меня тоже терпение не железное, а после срыва тренера не чувствую себя обязанным соблюдать субординацию.
Он очень зло смотрит на меня, молчит, и даже в тишине мне слышится осуждение. Разочарование. Юрий Семёнович тяжёло, неуклюже как-то, обходит стол, разворачивает свой ноут, а там… что это, мать его, такое?
Надо бы отвернуться. Нужно перестать смотреть на это дерьмо, не видеть ни единого кадра, чтобы потом суметь отыскать здравый смысл, но глаза прилипли к экрану, впитывают каждую деталь, всё до мельчайшей чёрточки. Тренер не мешает, только пачку сигарет из стола достаёт, молча к окну подходит и, распахнув широко створки, свешивается и закуривает.
Когда-то мой мир рухнул — в день, когда я решил, что Синеглазка меня предала. Потом были удары посильнее, и ощущение каждый раз было, как будто в грудь вонзают огромный раскалённый прут и проворачивают его с садистским удовольствием, проворачивают… сейчас я чувствую то же самое.
Я ничего не вижу, кроме этих мерзких кадров. Как они появились? Кто это снимал? И почему тренер вдруг решил, что это я?
Семёнович успевает докурить, закрыть окно как раз в тот момент, когда на экране останавливается ролик. Так, стоп. Я сошёл с ума? Мозг от перенапряжения лопнул? Щипаю себя за руку, чтобы снаружи было тоже больно, не только внутри. Мне нужно понять, живой я, сплю или вовсе сдох. Может быть, на поле у меня сердце стало, а именно вот так выглядит ад? Место, где всё летит в пропасть?
— Откуда это? — я в таком шоке, что не замечаю, как кричу и уже сам кидаюсь на тренера, чтобы схватить его за грудки и хорошенько встряхнуть. — Где вы это взяли? Где?
Наверное, моя реакция не вписывается в ожидания Семёныча, ибо он удивлённо хлопает глазами. Я и сам от себя этого не ожидал.
— Эм… ты издеваешься, Лавров?
— Где вы взяли это видео?
— Ты же его всем разослал! — расстреливает меня словами, смысла в которых нет. — Преподавателям, мне, студентам. Всем. Ты. Выслал.
Нет… нет! Это ложь! Я ничего не делал.
— И Яся тоже… она тоже видела?
Но ответ на этот вопрос я знаю и так.
Приплыл ты, Лавров. Теперь настала твоя очередь доказывать, что никого не предавал.
— Тренер, вы меня после игры выгнать хотели? Выгоняйте сейчас, я готов.
Я не могу больше оставаться на базе. Мне нужно уехать сейчас, иначе… иначе с Ясей может случиться меня. Мне нужно остановить её, чего бы это ни стоило.
52. Ярослава
— С тобой точно не нужно эту ночь посидеть? — Дашка берёт меня за руку, не давая уйти.
Она будто чувствует что-то, только никак не может это словами выразить. Или не хочет озвучивать свои подозрения.
— Нет, Даш, я в порядке, — нагло вру, и ком подбирается к горлу. — В петлю не полезу, из окна не выброшусь. Не переживай.
На самом деле правда в том, что я ни разу в жизни не чувствовала себя хуже, но я запрещаю себе думать об этом, чувствовать, иначе глаза вытекут вместе с бесконечными слезами, которых сегодня и так было слишком много. Не могу больше, физически уже плохо, не только душевно.
Бодрым шагом ухожу в свою комнату — не хочу новой порции подозрительных взглядов и шепотков за спиной, но всё равно чувствую волны напряжения. Они несутся мне в затылок, стоит отвернуться от девочек.
Они обо мне беспокоятся — я понимаю это и очень ценю. Но ещё немного, всего капельку, заботы или сочувствия в чужих глазах, взорвусь и обижу. В конце концов, у меня тоже есть гордость и она сильно страдает, когда меня жалеют.
Так, с прямым до боли позвоночником и затекающей от напряжения шеей я дохожу до комнаты, медленно открываю дверь и плавно её закрываю. И уже внутри оседаю на пол, обнимаю колени, но не плачу больше. Думаю и жду, когда уснёт дом.
За окном темнота — наступил вечер, и скоро всё небо раскрасится по-зимнему яркими и холодными звёздами. Зима так рано в этом году, и воздух пахнет морозной свежестью — сразу на память приходит чистое бельё, которое мама щепетильно развешивала во дворе, разглаживая малейшие складки.
За дверью постепенно стихают все звуки: девочки перестают трепаться, расходятся по комнатам и постепенно укладываются спать. За стенкой не жужжит тихонечко очередной научно-популярный фильм — обязательная программа любознательной Даши. Ивашкина наверняка уснула тоже, начитавшись романтических историй. Пора.
Я выжидаю ещё немного, прислушиваясь к густой тишине дома, и внутри закипает злая энергия. Вскакиваю на ноги, по мягкому ковру бегу к шкафу, в котором хранятся мои немногочисленные пожитки. Даже хорошо, что в кофейню в итоге меня не взяли. Вначале я расстроилась, когда узнала, что у них уже на примете другой более опытный кандидат, но сейчас понимаю, что не зря. Меня не держат обязательства и трудовой договор.