Ненавижу тебя

Я прикусываю язык, закатываю в ответ глаза, хотя из-за застывшей на лице краски это немного сложно сделать и выхожу из машины. Брр. Такое чувство, будто я уснула, намазав глину на лицо. Ещё и воняет.

Закрываю дверь, мысленно отметив отпечатки на ручке, и меня передергивает. Черт, машина стоит не полмиллиона. Я до конца жизни с Элиасом за её покраску не расплачусь.

— Извини… — произношу я, поймав взгляд Элиаса, который обходит машину и задумчиво рассматривает белую краску на двери, — это можно исправить или оттереть? Или только перекрашивать? Я оплачу…

— Никольская… — усмехается Элиас, — иди в дом, ок? Просто смой краску с себя.

— Мылом?

— Растворителем.

Боже мой. Мало я воняю химией, буду вонять ещё больше!

— Я могла это сделать и в твоём отеле, Элиас. Зачем ты меня сюда привёз? — интересуюсь иронично я.

— Я не уверен, что там есть растворитель, а у меня он точно имеется. Двигай ножками, Настя, — он подталкивает меня, положив ладонь между лопаток и мне остаётся только покориться.

— Надеюсь, я не встречу твоих очередных пассий, которые не вовремя решат заявиться домой?

— Надеюсь, я не встречу больше в своём отеле твоих очередных бывших, у которых необходимо отжать ребёнка? — в тон мне интересуется Элиас, — Анастасия, тут живу только я. Очередных, блин? Я кто по-твоему?

«Кобель» — мысленно констатирую я. Вслух не произношу. Мало ли.. Может, и не кобель, но верить на слово я людям перестала.

— Куда ты дела Соню? — невзначай произносит Элиас, когда мы заходим в дом и я разуваюсь, стараясь не озираться, как идиотка. Блин, Настя, в руках себя держи! Ничего особенного. Такие дома ты часто видела… на картинках.

— С чего такой интерес? — я туплю в пол, пока Элиас открывает дверь в маленькое помещение и с шумом роется там.

— У тебя в роду не было евреев?

— Поболтай мне тут, — тихо произношу я, и вздрагиваю, потому что друг детства внезапно будто телепортируется передо мной. Стоит с вонючей бутылкой в руках, а в глазах прыгают весёлые искры.

— Настя, будешь огрызаться слишком много — я тебя искупаю в растворителе. Давай раздевайся.

Моя бровь медленно и удивлённо ползёт вверх. Элиас едва заметно вздыхает.

— Шмотки испачканные снимай и выкидывай. Их все равно не спасти.

Э… я молчу, глядя на него и раздумывая, как бы отказаться от такого предложения. Шмотки эти у меня одни из немногих приличных. Выкинуть их жалко.

— Может, тоже растворителем? — медленно предлагаю я.

— Ты серьёзно? Останутся пятна. Это что, твои единственные вещи?

— Ты трындец тактичный, Элиас, — злюсь я, выхватывая у него бутылку с растворителем, а он смотрит на меня внимательнее, чем обычно, будто пытаясь прочитать мысли. Просто сверлит взглядом, — ванна у тебя где?

Какого-то дьявола молчание Элиаса затягивается, да и взгляд он не отводит. У меня чувство, будто он сейчас одним им прожжет мне всю краску на лице. Я в ответ развожу руками в жесте «и? Что?», а мужчина, наконец, отмирает.

— За мной иди. Я покажу.

И он снимает с себя куртку, оставшись в одной футболке. Кидает её небрежно на вешалку и, развернулись, уходит.

Неожиданно, но пока я украдкой рассматриваю дом, то не вижу ни одной вещи, которая могла бы убедить меня в том, что тут жила… или живёт женщина. Ни милых безделушек на полках, ни туфель в гардеробе, ни цветочков на окне. Быстро скольжу взглядом по рабочей поверхности на кухне — ни симпатичных розовеньких прихваток и милых кружек, ничего. Ни единой разбросанной вещи, ни творческого беспорядка. Уюта ноль. Будто этот мужик просто ткнул пальцем в дизайн-проект и сказал «сделайте так», и с того момента здесь не появлялся.

Боже, но я ведь не особо уж и хорошо знаю, какой Элиас в быту. В учёбе он был слишком усердным. А может, у него ОКР какое-нибудь? Вечно идеальный порядок, полотенчики по одной линии, и истерики, если ручки чашек не в одну сторону смотрят… должна же быть причина, почему он до сих пор холост?

— Настя, не тормози, — Элиас запихивает меня в большую ванную комнату и я осторожно пытаюсь осмотреться, но мне не дают. Он пихает меня к зеркалу, берет с полки белое полотенце, ставит на раковину бутылку, откручивает крышку…

— Я, может, сама? — интересуюсь я, наблюдая за тем, как он щедро полощет полотенце в растворителе. Как-то мне страшно. Не готова я была к такому химическом пилингу лица сегодня.

— У тебя есть в лексиконе слова, кроме «я сама», «я заплачу», «я отдам»? — голос Элиаса звучит донельзя иронично, а потом тёплые пальцы аккуратно поднимают моё лицо за подбородок. И вот мы снова смотрим друг другу в глаза, — так где Соня? Я просил риэлтора перезвонить мне и сказать, что вы удачно переехали. Но мой телефон молчит.

Он легко прислоняет край полотенца и ведёт по моей щеке вниз, стирая краску.

— Какого хрена, Настя? — хмыкает он, задавая внезапный вопрос, а я осторожно дёргаю плечом.

— Знаешь, это как-то слишком, Элиас. Соня уехала с моей мамой.

— Считаешь, что твой бывший муж ещё раз не попытается её выкрасть? Сомневаюсь, что во второй раз он поедет в мой отель.