Кто бы знал, как надоел мне этот театр одного актера. Опоздала, опаздываю и буду опаздывать! Я здесь главный бухгалтер, а не секретарша.
Улыбнувшись, прошла мимо, сделав вид, что не заметила Рустамовой пантомимы. Потому что, несмотря на глубочайшее похмелье, я все-таки красавица, умница и рыжая бестия.
На моем рабочем столе все было так, как я оставила в пятницу. Стопка счетов к оплате, пачка фактур «к проводке», куча листочков с неотложными делами, наклеенными вокруг монитора и прочая чепуха. Жизнь продолжается. Арестовывать меня никто не собирается. Да мне, в настоящий момент, было все равно. Запив цитрамон кофе (ставшая уже привычной по утрам процедура), я включила компьютер. Системный блок уютно загудел. Даже захотелось вздремнуть. Как будто не было убийства Иры Харченко и жизнь не выбивалась из колеи.
Рустам Иванович вошел в офис, остановился у моего стола и официальным тоном спросил:
– Ольга Андреевна, почему опаздываем?
Ага, мало ему представления в курилке? Он меня еще и в офисе доставать будет? Убийца! Дыхнуть на него, что ли? Я подняла на директора глаза:
– Ты Снусмумрик, вот кто! Низкорослый кривоногий мужчинка без высшего образования! Я выполняю свои обязанности вовремя и в срок, прохожу все проверки без штрафов. Чего тебе еще надо? Ты уже пять лет благодаря мне платишь три копейки налогов. Из декрета на работу я вышла, когда маленькому Петьке была всего неделя, потому что НДС не ждал. Я сижу у дырявого деревянного окна на старом стуле и даже не заикаюсь о том, что нужно поменять и то, и другое. Ты натравливал на меня Иру Харченко (царствие ей небесное, вечный покой), потому что я дала понять, что спать с тобой не собираюсь. Мне удобно приходить на работу не в 9.00, а в 9.15, потому, что жаль будить Петьку на завтрак в садике. Хочется дать ему поспать, и покормить дома. А не волочить по улице за руку с криками и матом. Я буду опаздывать, нравится Вам это или нет.
…Все это я могла бы сказать директору в лицо. Но промолчала. Зря, наверное. Если бы у меня хватило смелости сказать ему это, я бы уволилась на полгода раньше, послала бы куда – подальше этот маленький офис и осточертевшую бухгалтерию заодно. Но я промолчала. В офис ввалился румяный улыбающийся Артур, и Рустам Иванович переключился на него. Момент был упущен, потому что Артура ругать – в чисто небо плевать. Он сразу начинает искренне каяться, тряся кудрявой головой, и со всем соглашаться. Эти качества делают его бесценным в общении с капризными клиентами. Вскоре Рустам, донельзя удовлетворенный, ушел к себе в кабинет (который он делил с еще как минимум пятью сотрудниками), а Князь, улыбаясь, предложил:
– Пошли, покурим?
Я обреченно вздохнула, взяла свою пачку сигарет (все равно же мои смолить будем), чашку с кофе, и мы пошли на лестницу. Артур отобрал у меня зажигалку, в очередной раз, проявив себя джентльменом, и спросил:
– Чё такая грустная?
– Сдохнуть охота, не поверишь.
– Пить меньше надо, Оленька.
И так он это ласково и мягко сказал, что ни капельки злости на Артура у меня не возникло. А пришли благочестивые мысли, вроде того, что действительно, так и алкоголичкой стать недолго, надо притормозить.
После я заглянула в большую комнату, как я ее про себя называла, чтобы выяснить обстановку. Весь народ был уже на местах, кроме Иры. Светочка говорила с клиентом, менеджеры писали себе план поездок на сегодня (им же надо развозить биллинги и счет – фактуры). Артур беседует с клиентом по приспособлению в ухе. Программист Дымыч что-то стучит по клавишам. Только на пустом столе Иры Харченко ее портрет в траурной рамке. Мне стало жутко, и я спряталась в бухгалтерию. Утро без Харченко – хорошо, но скучно. Иметь врага на работе – все равно, что любовника, только со знаком минус. Когда тебя никто не ненавидит – жизнь спокойнее, но и тише. Враги раскрашивают картину бытия пурпуром горечи, запахом пороха, вкусом соли. Моя жизнь настолько пуста, что ее приходится приправлять даже вот такими вещами. Почему так?
Рустам забрел в мою проходную каморку, видимо, по дороге в курилку, и, остановившись у стола, начал размышлять вслух: