Нения

Солнце поднималось все выше, и Хали послышалось щебетание птички, невесть как залетевшей в это пустынное царство скал и камней. Здесь ей негде было жить и нечего есть. Лишь полусухой кустарник и несколько невысоких деревьев возле родника могли стать ей пристанищем. Монах продолжал свою молчаливую молитву, пока восходящее солнце не разбудило задремавшего хорта, который этой ночью был обязан следить за пленными. Проснувшись, он поднялся с толстого ковра, служившего ему кроватью, и потянулся. Остальные серолицые еще спали в шатре. Хали слышал, как хорт тяжелой походкой направился в сторону возвышающихся чуть в стороне скал, но уже довольно скоро вернулся и подошел к спящим рабам. Молодой монах замер, боясь показать, что уже не спит. Он просто лежал и слушал.

– Хаттап! Хаттап! – внезапный крик громом раскатился по спящим камням, напугав Хали.

– Хаттап! – истошный вопль хорта отражался от скал, усиливаясь, и казалось, что сами горы пытались разбудить спящих.

– Хаттап!

Рабы просыпались и вскакивали на ноги, но не выпрямлялись. Они сгибали грязные спины, не решаясь поднять головы. Страх перед яростью хорта сковывал еще не проснувшихся людей. Хали тоже быстро поднялся. Он, как и все, склонился, зажмурив от страха глаза и обхватив живот руками. Вопли хорта становились все яростнее, и на шум из шатра выскочил еще один. Еще никогда ни Хали, ни другие рабы не слышали крика от сероликих. Они редко повышали голос и ругани предпочитали один точный взмах клинка, который раз и навсегда решал все вопросы. Но теперь яростный хорт метался между рабов, крича что-то на своем языке. Уже через минуту возле перепуганных людей стояли все шестеро воинов. Двое о чем-то говорили, а остальные молча наблюдали за пленными, изредка бросая взгляд на, кажется, сошедшего с ума ночного надзирателя.

Наконец он замолчал, и округа вновь погрузилась в утреннюю тишину. Но теперь это была другая тишина. В ней не было того спокойствия, и она скорее напоминала затишье, какое бывает за миг до того, как палач опустит на шею осужденного свой топор. Затишье, полное страха и скорой, еще не пролитой крови.

– Раб! – голос хорта, стоявшего посередине, нарушил затянувшееся страшное молчание.

Хали понял глаза и увидел, что надзиратель смотрит на испуганных людей. Они стояли перед ним на тех же местах, где недавно спали. Сгорбившись, на чуть согнутых ногах, они дрожали. Кто-то обмочился, кто-то тихо плакал. Но все чувствовали, что смерть в это утро пришла за кем-то из них, а может и за всеми сразу.

– Раб! Где они? – спросил все тот же хорт, но обращался не к кому-то отдельно, а ко всем сразу. Говорил он, как и другие представители своей расы, утробным гортанным голосом, что делало простые слова особо зловещими.

Хали робко осмотрелся, боясь повернуть голову.

– Где они? – львиный рев хорта раскатился по округе и заметался в скалах.

Рабы вздрогнули, а Хали не поверил той мысли, что пришла ему в голову. Он еще раз сделал попытку осмотреться.

Неподалеку стоял старик. Худой и измотанный, ему с каждым днем было все тяжелее работать. Он старался не подавать виду, но Хали часто слышал, как старец тяжело дышал, видел, как от бессилия опускались его руки.

Рядом со стариком стоял Пача. Он знал этого человека. Видел его несколько раз в храме, когда тот приносил дары в честь дня Большого Солнца.

Вот Лито. Этот парень был помощником конюха в деревне, и Хали не раз приводил к нему лошадей. Рядом стояли и другие люди, которых он раньше не знал. Кажется, всего их было одиннадцать.

А сейчас… Хали начала бить крупная дрожь, и он еще раз пересчитал стоящих рядом людей. Девять…

В глазах стало темнеть от накатившего ужаса. Он знал, что остальных будет ждать наказание. Наказание за побег. Но как? О Солнцеликий, как им удалось? Бежавшие не подумали, что ждет остальных. Или подумали, но им было все равно. В любом случае за их проступок ответить придется оставшимся рабам.

– Кто из раб знать, где они? – хорт начал двигаться в сторону людей. Проходя мимо, он заглядывал в глаза. Внимательно смотрел, будто мог прочесть мысли, увидеть то, что видели глаза каждого раба.

Проходя мимо Хали, он остановился. Монах смотрел на землю под ногами, боясь пошевелиться.

– Смотреть, – произнес хорт.

Хали поднял голову и встретился с ним взглядом. Бронзовые, блестящие, обрамленные черными густыми ресницами глаза переливались в лучах восходящего солнца. Меняли цвет, как масляная пленка на воде. Они завораживали и пугали одновременно. Еще секунду хорт смотрел на раба и отвел взгляд, обращаясь уже ко всем.

– Раб, который говорить, жить, – клокотание его голоса вблизи напоминало рокот горнила в кузнице, и казалось, что изо рта вот-вот вырвутся языки пламени.

Он пошел назад, а Хали провожал его взглядом. Остальные надзиратели стояли в стороне и наблюдали за происходящим. Несомненно, этот хорт был главным, и в его руках сейчас находились судьбы всех, кто остался сегодня утром в этих скалах. И Хали уже ничуть не сомневался, что, если никто не заговорит, для всех рабов это утро может стать последним.