Нэнси

- Не злись, Карл,- заговорил генерал.- Не одному тебе пришлось худо, многим другим тоже. Я побывал там же, где и ты, и я генерал. Ты бы хоть из вежливости мне позавидовал.

- А я не завидую тебе, хоть ты и генерал. Ты прожил свою жизнь, я свою. Ты знаешь, что ты потерял, или думаешь, что знаешь, а я знаю, что я приобрел, знаю абсолютно точно.

Тут немолодой лейтенант перестал обращать внимание на командующего. Он повернулся к Гордону Грину и, обращаясь к нему, заговорил:

- Вы собираетесь в дальний космос, поэтому мы с генералом разыгрываем пьеску, небольшой водевильчик. У генерала Нэнси не было. Он решил обойтись без нее. За помощью не обратился. Полетел в верходаль - и справился. Его хватило на все три года. Три года, равные трем миллионам лет. Побывал в преисподней - и вернулся. Посмотрите на его лицо. Он воплощение удачи, самой что ни на есть настоящей, черт его побери,- и сидит вымотанный, усталый и, похоже, обделенный. А теперь посмотрите на меня, лейтенант. Я - воплощение неудачи. Я так и остался лейтенантом, Космическая Служба не повышает меня в звании.

Генерал молчал, и Вондерлейен заговорил снова:

- О, в отставку, когда придет время, меня, я думаю, проводят как генерала. Но уходить в отставку я еще не собираюсь. Никаких оснований переходить куда-нибудь из Космической Службы не вижу. Что мне было нужно, я имел.

- А что вы имели, сэр? - спросил, набравшись смелости, лейтенант Грин.

- Нэнси. А у него ее не было,- ответил немолодой лейтенант.- Вот и вся разница.

- Не так все плохо и не так все просто, лейтенант Грин, - вмешался в разговор генерал.- Похоже, сегодня лейтенант Вондерлейен не в духе. А ведь мы с ним должны вам кое-что рассказать, но как поступить, решать придется вам самому,- и генерал посмотрел на молодого лейтенанта пронизывающим взглядом.- Вам известно, что мы сделали с вашим мозгом?

- Нет, сэр.

- Вы слышали о вирусе "сокта"?

- О чем, сэр?

- О вирусе "сокта". "Сокта" - слово из существовавшего в древности языка, корейского; на языке этом говорили в стране западнее того места, где была Япония. Слово это означает "может быть", и именно "может быть" мы вложили вам в мозг. Это совсем крохотный кристаллик, его увидишь только под микроскопом. На корабле есть устройство, которое, если пустить его в ход, путем резонанса детонирует вирус. Если вы вирус детонируете, вы станете таким, как лейтенант Вондерлейен. Если не детонируете, то станете таким, как я,- исходя, разумеется, из того, что в обоих случаях вы останетесь в живых. Конечно, может случиться, что вы не вернетесь, и тогда то, о чем мы говорим, представляет лишь теоретический интерес.

Собравшись с духом, лейтенант Грин спросил:

- Как детонация вируса на мне скажется? Почему вы считаете, что вирус этот для меня так важен?

- Подробнее рассказать вам об этом мы не можем. Причины разные, одна из них в том, что подробности здесь даже не заслуживают того, чтобы о них говорили.

- То есть... вы вправду не можете сказать, сэр?

Грустно и устало генерал покачал головой.

- Не могу. Я это упустил, он это имел, и, однако, говорить об этом почему-то невозможно. Когда, через много лет, двоюродный брат это мне рассказывал, я спросил его: - Но что же получается, Гордон? Они утверждали, что говорить об этом невозможно, а ты запросто мне рассказываешь.

- Спьяна, человече, спьяна,- ответил мне двоюродный брат.- Думаешь, легко мне было подвигнуть себя на этот разговор? Больше не расскажу никогда и никому. А потом, ты мой двоюродный брат, ты не в счет. И самой Нэнси я обещал, что никому не буду о ней рассказывать.

- Кто такая эта Нэнси? - спросил я его.

- В ней все дело,- ответил он.- Она здесь главное. Как раз это и пытались вбить мне в башку самодовольные старики в том кабинете, такие жалкие и глупые. И ничего они не понимали. Ни тот, кому довелось узнать Нэнси, ни тот, которому не довелось.

- Эта Нэнси, она существует на самом деле?

И тогда он рассказал мне историю до конца.

Они говорили с ним о нем жестко. Говорили откровенно, напрямик. Выбор был сформулирован предельно ясно. Валленстайн не скрывал: он хочет, чтобы Грин вернулся живым.

Это была линия, которой неукоснительно следовало руководство Космической Службы: пусть лучше космонавт вернется несправившимся, но живым, чем героем, но мертвым. Не так уж много было космонавтов, способных пролагать пути в дальнем космосе. К тому же, если бы люди считали, что полет в дальний космос равнозначен самоубийству, это неизбежно деморализовало бы личный состав Службы.

Занимались только его психологией, и в конце концов Грин совсем растерялся.

Снова и снова генерал весело, немолодой лейтенант грустно вдалбливали ему, что все это очень серьезно.

Сам же лейтенант Грин не мог понять, почему ему симпатичен генерал и абсолютно безразличен немолодой лейтенант. Ведь, казалось бы, сочувствовать он должен был бы как раз второму.