– Один-два дня. Завтра она уже сможет садиться. Как только Настю переведут в обычную палату, вы сможете находиться рядом с ней. Сейчас вам лучше пойти домой и отдохнуть. Идёмте, я вас провожу. К сожалению, правилами запрещено здесь находиться посторонним. – Авилов жестом просит меня покинуть палату.
Я бросаю ещё один взгляд на дочь уже через стеклянные перегородки, но уйти из больницы у меня не хватает сил.
Я бесцельно сижу в фойе, где и находит меня Майка. Подруга забирает меня к себе, потому что дома я точно сойду с ума от беспокойства.
– На, держи. – Майя протягивает мне чайную чашку с какой-то мутной жидкостью.
– Что это?
– Ты не спрашивай, а пей.
– Май, я не хочу.
Я действительно ничего не хочу. Ни есть, ни пить, ни спать. Всё, что я хочу, это обнять свою дочь.
– Это я уже сто раз слышала за сегодня, – констатирует Майя. – Тем более я не спрашиваю, что ты там хочешь. Пей.
Подношу чашку к носу. Не самый приятный запах.
– Так. Нечего мне тут нюхать. Зажала нос и выпила. – В ком-то явно пропадают командирские качества.
– Май… – жалобно смотрю на подругу, но это её не трогает.
– Я уже тридцать лет как Майя. Терпеть не могу своё имя.
– Тридцать один, – поправляю. – И имя очень красивое.
– Ты ещё секунды посчитай, умная ты наша, – ворчит на меня Майка. – Я тебе в комнате постелила, или ты здесь будешь спать?
– Мне и здесь хорошо. Я не буду спать.
– Ага-ага. Не будет она, – хмыкает скептически. – Так, подушка у тебя есть, – суетится подруга. – Сейчас принесу одеяло.
– Не надо. Мне пледа хватит. И твоего медведя.
Обнимаю вместо Насти Майкиного плюшевого полутораметрового медведя.
– А ну да. Макс клёвый, – усмехается Майя.
Макс – это она про медведя.
– Теперь я понимаю, почему Настя его так любит, – утыкаю нос в Макса и всхлипываю, вспомнив про дочь. Как она там?
– Эй, ты чего? – Майка садится рядом и обнимает меня за плечи. – Ясь, ведь всё хорошо. Уже всё позади! Пару дней наша Настёнка выдержит. Главное, чтобы врачи её выдержали, – подшучивает беззлобно. – Ты, кстати, не узнавала, откуда деньги?
– Нет, Май. Не до них мне было. Хотела позвонить Олегу, но не стала.
– И правильно сделала, что не стала. У него тоже телефон есть, если что. Если, конечно, его мамзель и телефон не утопила, – хрюкает Майка. – Кстати, что-то «видеорепортажа» с острова я сегодня не видела.
– Май, оно тебе надо? – качаю головой, наблюдая, как подруга листает новости.
– Конечно, надо! Мне бы только твоего благоверного в кадре поймать.
– Зачем?
– Так. – Майя беспечно пожимает плечами. – Для истории. Чтобы в нос ему сунуть, когда он оправдываться будет.
– Не будет он оправдываться. Он даже не позвонил, чтобы узнать, как всё прошло, – произношу холодным тоном.
– Некогда ему. Ныряет он. Кольцо ищет, которое его лахудра утопила. А то на новое-то денег нет. Как бедненькая Аделина без кольца будет? Не представляю, – зло язвит Майка. – Это же как голой ходить.
Ни Олег, ни свекровь не позвонили, чтобы узнать, как прошла Настина операция. Однако на следующий день мне позвонил Пётр Николаевич, отец Олега, и для него оказалось большой новостью, что мы с Настей остались одни.
– А Олег где? – спрашивает свёкор.
– Он уехал отдыхать, Пётр Николаевич.
– Что значит, отдыхать, когда у дочери такая серьёзная операция? – выговаривает мне, как будто это я чемодан его сыну собирала.
– Об этом вам лучше спросить у него, – уклоняюсь от ответа.
– Хорошо. Я с ним поговорю, – обещает.
Честно говоря, моё настроение от этого звонка нисколько не портится. Я просто про него забываю. Перед этим мне звонили из клиники и сказали, что Настю перевели в отдельную палату, и теперь я могу с ней находиться. Это всё, что сейчас имеет для меня значение.
Пакет с моими вещами собран уже давно, поэтому я быстро, насколько позволяет общественный транспорт, еду к своей дочке. Подписываю пропуск, надеваю сменную обувь и халат и поднимаюсь на лифте в отделение. Мне кажется, что лифт едет как специально медленно, настолько я нетерпелива.
У дежурной медсестры на посту уточняю в какую палату перевели мою дочь, иду быстрым бесшумным шагом, чуть ли не бегу. Перед самой палатой сбавляю шаг и останавливаюсь, различая голоса.
– Я перед операцией загадала желание, – хрипит моя девочка. Её голосочек я не перепутаю ни с каким другим.
Заглядываю в палату. Свою малышку я не вижу, её загораживает собой мужчина в белом халате. Он сидит ко мне спиной и разговаривает с Настей.
– Да? И какое? – спрашивает мою дочь.
Я тоже хочу знать, какое желание она загадала, поэтому не спешу заходить в палату.
– Когда я вырасту, то заработаю много денег и поеду с мамой на настоящий остров. Ху-кет называется, – доносится до меня желание Насти, вышибая весь воздух из моих лёгких.
От подслушанных слов в груди всё сжимается, а в глазах предательски начинает щипать. Надо войти, но я стою, застыв на месте.
– Папа туда поехал, а нас с мамой бросил, – жалуется доктору моя маленькая ябеда.
Вот и верь после этого, что дети ничего не чувствуют и ничего не понимают.