Ненужная свадьба. Испания

Шли бесконечные тяжелые месяцы. Соня жила одним днем, тем днем, когда он впервые сказал что любит ее, впервые дотронулся до нее так, как она желала, когда она в первый раз оказалась в его объятьях. Каждый день ее был похож на предыдущий. Утром, после небольшого завтрака, Соня с час сидела на крыше мастерской, как тогда, и вытирала свои соленые слезы с маленьких кусочков розового стекла. Кажется, сначала она хотела сделать из них серьги, но придя в ювелирный, она не смогла выпустить их из рук. Не смогла отдать. Не смогла позволить кому-то дотронуться до них, а уж тем более менять форму. Если форму поменять, их ведь уже не склеишь, не соберешь никогда… А она все же надеялась… Что вот, она откроет с утра ворота, и вдруг увидит его, стоящего на противоположной стороне дороги, такого родного, в неизменном рабочем костюме, скрестив руки на груди и улыбаясь он будет стоять там, в лучах испанского солнца, у нее подкосятся ноги от счастья, и она, не помня себя, побежит через дорогу, не смотря по сторонам… И упадет в его объятия, будет держать его крепко, наслаждаться его запахом, ловить его поцелуи…

Затем, Соня шла в мастерскую и чистила все инструменты, которые она привезла из Лос-Сантоса. Обычно, за этим занятием ее и видели первые клиенты, которые узнав о рыжеволосой девушке-механике, выстроились у ее новой мастерской. Соня никогда никому не отказывала, она делала любой ремонт, даже если восстановление требовало всех ее усилий и было довольно затратным. Она как и раньше шептала ржавому железу что-то, гладила бока, бережно полировала, и под ее руками расцветали даже те машины, которые и собрать-то никто не планировал.

После полудня, Соня выходила за ворота и шла в небольшую кофейню на углу напротив. Оттуда всегда пахло свежим хлебом и песочным печеньем, и Соню нисколько не смущало, что вечером это заведение превращалось в бар. Днем здесь можно было съесть довольно сносный суп, затем, улыбнувшись повару, получить порцию спагетти или лазанью, выпить горячий кофе со сладкой булкой и взглянуть на свою мастерскую со стороны. И каждый раз Соня думала:

– Да, довольно неплохо. Если бы не одиночество…

Если бы Фрэнк замечал, что происходит вокруг него, он бы обязательно заметил эти перемены в такой ставшей уже незаметной, мастерской напротив бара. Каждый вечер он сидел с бокалом очередного виски, заливая свою душу алкоголем, топя сердце в водке, чтобы только не чувствовать его, не терзаться от боли, не помнить, забыть, умереть…

Клиентов было много, но Соня справлялась, и к вечеру уже была свободна. Иногда ей казалось, что лучше бы она работала, чем вот так… Каждый вечер она вставала у широко открытых ворот и смотрела наверх, туда, на звездное небо. Конечно, на нее обращали внимание. Конечно, она находила под вечер у ворот букеты, большие и не очень, и все они конечно находили место в маленькой спальне в самом углу мастерской. Но не было среди них того букета, который бы она хранила, который бы не завял никогда. Как и не было среди тех, кто дарил эти букеты, того, с кем Соня хотела бы остаться. В ее сердце просто не было места, такой большой и жаркой была ее любовь к Фрэнку. И даже не зная, жив он или нет, где он сейчас, она чувствовала его. Его сердце. И глядя на вечернее звездное небо, Соня открывала книгу. Ту самую, единственную, которую когда-то бросила из-за невзрачной обложки, но один раз открыв, не смогла остановиться. Жаль только, что в книге не было новых страниц. А она их так ждала…

Как только ее глаза начинали болеть от недостатка света, Соня шла в мастерскую, и там при свете тусклой неоновой лампы, засыпала тревожным и чутким сном, боясь пропустить появление Фрэнка и в то же время боясь спугнуть такие сладкие, полные страсти и истомы сны, в которых она отдается его рукам, тает от его поцелуев и растворяется в нем.