Лиззи, подумав, что я позабыла о мытье, с радостью взялась мне помогать.
Вместе мы наносили и нагрели воды, я настрогала в ведро мыла, добавила кипятка. Старой тряпкой взбила пышную пену.
С мебели и со стен тщательно оттерла пыль. Постаралась отодвинуть всю мебель, чтоб добраться до самого темного и самого пыльного уголочка.
Снова выколотила наши ковры, под которыми мы спали. Начистила их со снегом. Повесив на перильца, яростно выколотила их палкой. Они стали ярче, на них даже рисунок стал различим.
Лиззи большой старой метлой вымела всю солому из дома, с пола.
Щеткой я вычистила нашу софу, вымела всю пыль, весь колючий песок из складок обивки. Натерла до блеска лакированные ножки.
Соломой набила старый наматрасник, уложила его на софу аккуратнее. Поверх него бросила ковер. А сверху уложила тот самый старый тощий тюфяк, немного взбив его. Наша постель стала чище и теплее.
— Уже не логово грязных нищенок, — пробормотала я.
Пол в комнате я мыла особенно тщательно. Щеткой отскребала от досок грязные следы, глину и сажу. Скоро стало видно, что он из мореных дубовых досок, еще крепких, почти новых.
И стены были чистые, обшитые светлым крепким деревом.
От воды оно вдруг запахло лесом, приятной свежестью. Я раскрыла двери, проветривая, прогоняя застоявшийся запах, и дерево запахло еще острее, еще тоньше и приятнее.
Лиззи по моей просьбе выносила за порог мусор, сметенный песок и грязь, содранную из углов паутину.
Окно пришлось мыть дольше всего. Рама была просто волшебная, резная, очень сложная. А стекла маленькие, вставленные в ажурную деревянную решетку. Да еще и холодные, заледеневшие со стороны улицы!
Но мои усилия не прошли даром; в комнате стало светлее, и серое, непроглядное окно оказалось огромным и красивым.
Три ведра воды ушло на то, чтоб оттереть почерневшую от копоти плитку на стенах и пол в ванной.
Старая тряпка, бывшая когда-то одеждой, от моего усердия стерлась о кирпичи, изорвалась. Но на полу не осталось ни песчинки. А ванная сияла чистотой. И все вокруг приятно пахло свежестью.
Разведя щелок, я залила им саму ванну и терла до тех пор, пока она не побелела.
Слив за ту пару дней, что мы топили дом, кое-как оттаял, да еще я плеснула горячей воды, смывая грязь и мыльные пузыри с гладких блестящих стенок ванны.
Теперь можно было наполнить ее свежей чистой водой и помыться.
— Ну, смотри, — пропыхтела я устало, утирая мокрый лоб, — разве не красота? Отмоем начисто весь домик, когда потеплеет, и станет очень уютно.
— Куда же чище, сестрица! — радостно воскликнула Лиззи, оглядывая плоды моих усилий. — Ты просто волшебница! Посмотри, какое все чистое и яркое! Даже сверкает!
Уже к вечеру мне, наконец, удалось наносить достаточно воды, чтоб наполнить ванну.
Я нагрела три ведра кипятка, перемешала в ванне с холодной. От воды шел пар.
Камин я растопила так, что в комнате стало жарко. В чайнике заварила травы из тех, что нашла в кабинете аптекаря.
— Для спокойного сна, от болей в суставах, смягчающее кожу, — бормотала я, перебирая тонкие сухие стебли. — Ну, поди сюда, детка, — скомандовала я Лиззи. — Будем раздеваться и мыться.
Девочка нехотя подчинилась.
Одежда ее была просто ужасно грязной. Я, не глядя, бросила ее в ведро со щелоком. Впрочем, и моя не лучше; туда же ее!
Тела наши под одеждой просто чудовищны… тощие, бледные, грязноватые. Пахнущие болезнью. Да, в таким виде на людях лучше не показываться. Скажут — заразные, да прогонят со двора!
— Ну ничего, — бормотала я, намыливая руки душистым дорогим мылом. — Сейчас мы смоем с себя запах бедности!
Свой травяной взвар я влила в ванну в последнюю очередь и помешала как следует.
Еще капнула капельку розового масла — просто так, для запаха. Приятно было ощутить знакомый аромат и почувствовать себя не грязной нищенкой, а девушкой, которая заботится о своей красоте.
Обе мы влезли в теплую воду. Я с удовольствием погрузилась по самые уши, расслабляясь.
Лиззи, которая с настороженностью отнеслась к процедуре, в теплой воде перестала сжиматься в комок, откинулась на бортик ванной. Глазки ее стали закрываться, мордашка покрылась каплями воды от пара.
— Давай-ка я отмою тебя, — сказала я. — Раз уж ты вздумала спать.
Она откровенно зевала, когда я намыливала ее волосы и смывала с них грязь. Мордашка ее, свежеумытая, разрумянилась и стала очень хорошенькой. Тощенькая спинка, вся в синяках и царапинах, стала по-детски розовой и мягкой.
Травяной сбор, что я заварила, действительно помог. Перестали болеть натруженные за день руки, ноги и поясница. Мышцы расслабились и стали мягкими. Грубая кожа на руках отшелушилась, стала мягче.
Отмыв Лиззи, я ее перенесла, засыпающую, на постель. Закутала в плед.
А сама вернулась в ванну занялась своими волосами.
Они спутались, скатались — ужас! Сплетенные в косу бог знает когда, почти превратились в войлок. Я со слезами раздирала косу, с отчаянием думая временами, что придется отрезать волосы.
Но остричься — это же позор! Остриженные волосы не спрячешь под чепцом, все равно заметят! Отчего отрезала? Болела тифом?! Или чем похуже?! Кто пустит на порог заразную оборванку?!