Он решил выбросить злополучную камеру в помойку, надеясь тем самым замести следы. Закутавшись в куртку, Тиллим для конспирации натянул на голову капюшон и спрятал под мышкой главное вещественное доказательство преступления. По пути, на черной лестнице и во дворе, он постоянно натыкался на соседей, которые норовили заглянуть ему под капюшон и засвидетельствовать свое почтение. Тиллим не отвечал на их приветствия, будто он вовсе и не Тиллим Папалексиев, а кто-то другой, чем-то похожий на Тиллима, живущего в этом доме на Большой Монетной. Впервые в жизни он переживал ощущения перебежчика, нарушающего государственную границу. Крадучись вдоль стены, скрывая свое истинное лицо и роковой предмет, от которого во что бы то ни стало нужно было избавиться, Папалексиев вдруг увидел, что розы в помоечных контейнерах увяли! Вокруг толпились опечаленные жители и ревевшие навзрыд детки. Наиболее чуткие аборигены падали в обморок. Зато вновь дали о себе знать насекомые, исчезнувшие с внезапным расцветом роз. Жирные зеленые мухи и беспардонно-навязчивые комары вернулись в свои исконные владения и кружили над помойкой ликующе-жужжащим роем. Дом опять погружался в беспросветно-гнилую обыденщину, вольготно раскисающую в тысячах подобных ему петербургских колодцев. Проклиная все на свете, Тиллим кое-как пробрался в соседний двор, где безмятежно раскинулась еще одна новоявленная помойка, и, убедившись, что вокруг никого нет, кроме измызганных голубей, барахтающихся в куче отбросов, бросил роскошную видеокамеру в самое помоечное чрево и тут же наспех закидал самым отвратительным мусором.
XXV
Расправившись с камерой, Папалексиев отправился в центр фирменной торговли «Глобус». Все, что произошло за последние сутки, не вытеснило из памяти Тиллима тот факт, что сегодня в «Глобусе» намечена презентация по случаю открытия всего комплекса, что директором его будет попадаловский покровитель Показуев и — самое главное! — что мероприятие почтит своим присутствием несравненная Авдотья Каталова. «Уже ради этого одного там стоит побывать!» — мыслил Тиллим, останавливая такси. Он забыл о своих неприятностях и был одержим безумной идеей: замолить свой грех перед дамой сердца и добиться ее благосклонности. Папалексиев вообще-то не был фаталистом, но все случившееся с ним в эти дни наводило на мысль о некоем сверхъестественном предназначении, исполнить которое ему суждено. Однако бурный поток жизни не оставлял свободного времени для осмысления вопросов, возникавших на пути к ближайшей цели. Все мысли каким-то образом сводились к завоеванию Авдотьиного расположения. Подъезжая к «Глобусу», Тиллим предавался сладостным мечтам: «Она непременно полюбит меня, и я открою ей прекрасный мир бескорыстной любви. Мы вместе вступим в этот мир, свободные от всего суетного и мелкого».
Возле длинного фасада здания фирменного центра толпилась масса народу. Очевидно, все это были жаждущие банкета. Перед входом алела шелковая лента, натянутая между двумя никелированными столбиками. Тут же был сооружен помост, откуда некто, стоявший перед мощным микрофоном, оживленно жестикулируя, произносил поздравительную речь.
Спрятав руки в карманы, чтобы, по обыкновению, кого-нибудь ненароком не задеть, Тиллим лавировал между гостями, пытаясь пробраться к съемочной группе телевидения. Авдотья наверняка была среди них. Недовольство и раздражение царили в толпе. Отдельные негодующие восклицания доносились и до Тиллима:
— Построить такое на невских берегах, рядом с шедеврами Растрелли и Росси!
— А в лесах это смотрелось гораздо лучше…
— Что хотят, то и строят… Теперь ведь все можно, было бы на что строить! Безобразие! И куда власти смотрят?
Однако, приблизившись к заливавшемуся соловьем оратору, Папалексиев понял, что толпа разделилась на два лагеря, которые не только расходились во мнениях, но отличались даже по внешним признакам. Здесь, ближе к микрофону, сгрудились избранные. Дамы, сверкавшие бриллиантами, и кавалеры в клубных костюмах создавали ощущение приятной праздничной суеты, их присутствие придавало собранию салонный блеск и указывало на его светский характер. В бокалах пенилось шампанское лучших сортов, воздух дрожал от оваций и радостных возгласов. Частый гость презентаций и фуршетов, несомненно, узнал бы среди присутствующих завсегдатаев деловых праздников. В шепоте и воркованье, заглушаемых торжественной речью выступающего, Тиллим различил диалог между дамой с самой модной прической в отчаянно декольтированном платье и скрытой от его глаз собеседницей:
— Видите ли, здание выполнено в стиле постмодерна. Да-да, это, конечно же, постмодерн… Вам, вероятно, известно, что такое постмодерн?
Услышав отрицательный ответ, просвещенная дама удовлетворенно вздохнула.
— Я так и знала… Ведь это двойное кодирование, — пояснила она с подчеркнуто важным видом.
— Двойное кодирование чего? — полюбопытствовал кто-то из окружающих.