Необъятный мир: Как животные ощущают скрытую от нас реальность

Уточню, что отделение ноцицепции от боли ни в коем случае не означает, что вторая менее реальна. Страдающим хроническими болевыми расстройствами (особенно женщинам) долго не верили; врачи не считали нужным их лечить^{296}. Таких людей ошибочно уверяли, что все их страдания существуют исключительно у них в голове или вызваны психическими проблемами, например тревожностью. Боль очень легко объявить выдумкой, потому что она субъективна. Поскольку мы, увы, никак не изживем дуализм – устаревшее представление, что сознание и тело существуют отдельно, – люди часто понимают «субъективное» как «сомнительное», а «психологическое» как «воображаемое». Это очень вредное заблуждение. Нельзя сказать, что ноцицепция – это физиологический процесс в нашем теле, а боль – психологический в нашем сознании. Оба они порождаются срабатыванием нейронов. Просто ноцицепция у человека может ограничиваться периферической нервной системой, а боль никогда не обходится без участия мозга. Боль требует некоторой степени осознанности, ноцицепция существует и без нее.

Ноцицепция – древнее чувство. Она настолько широко распространена в царстве животных и настолько неизменна, что ноцицепторы человека, курицы, форели, голожаберного моллюска и дрозофилы подавляются одним и тем же классом химических веществ – опиоидами^{297}, хотя эти создания разделены эволюционной пропастью примерно в 800 млн лет. Но поскольку боль субъективна, трудно определить, кто из животных ее испытывает. Собственно, нам бывает нелегко разобраться и в ощущениях собственных сородичей. «Когда вы жалуетесь, что у вас голова раскалывается от боли, я не знаю точно, что вы в данный момент испытываете, – говорит мне Крук. – А ведь мы принадлежим к одному виду, и мозг у нас по большому счету одинаковый». В исследовании человеческой боли ученые по-прежнему опираются на слова тех, кто ее ощущает, а животные о своих ощущениях, понятно, рассказать не могут^[100]. Единственное, что нам остается, – гадать об этом на кофейной гуще их поведения.

Ущипните хомяка (или голого землекопа) за лапку – он ее отдернет и, может, начнет зализывать и нянчить. Предложите ему болеутоляющее – он его примет. То же самое сделал бы в аналогичной ситуации и человек, и поскольку мозг грызуна достаточно схож с нашим, мы можем прийти ко вполне разумному заключению, что его ноцицептивный рефлекс сопровождается болью. Однако такие доказательства по аналогии всегда ущербны, особенно когда мы имеем дело с животными, тело и нервная система которых очень сильно отличаются от наших. Пиявка съеживается, если ее ущипнуть, но как расценивать это действие – как аналог человеческого страдания или как бессознательное отдергивание руки от горячей кастрюли? Бывает, что животные скрывают свою боль. Общественное животное может скулить или повизгивать, зовя на помощь, однако раненая антилопа, скорее всего, постарается тихо терпеть, чтобы не выдать своего бессилия льву. Признаки боли, вероятно, будут разными у разных видов^{298}. Как же тогда понять, больно ли животному?

Для многих мыслителей прошлого, считавших животных неспособными на эмоции и сознательные переживания, этот вопрос не имел смысла^{299}. Дуалист XVII в. Рене Декарт называл животных автоматами. Философ и священник Николя Мальбранш, излагая взгляды Декарта, писал, что «животные едят без удовольствия; они кричат не от страдания; они растут, не зная того; они ничего не желают; ничего не боятся; ничего не познают»^[101]. За последние десятилетия представления поменялись, и теперь большинство ученых сходятся во мнении, что млекопитающие боль ощущают. Однако по поводу других животных, в том числе рыб, насекомых и ракообразных, до сих пор не утихают ожесточенные дебаты^[102]{300}. Корень этих труднопреодолимых разногласий – в разграничении ноцицепции и боли. Это разграничение – «пережиток стремления подчеркнуть разницу между человеком и другими животными, или между "высшими" животными и "низшими"», писал Дональд Брум, биолог, специализирующийся на защите животных^{301}. В конце концов, когда речь идет о других чувствах, мы не подбираем отдельные термины для работы сенсорных рецепторов и субъективных переживаний, производимых мозгом. Специалисты по глазам не ломают копья, доказывая, что зрение – это у человека, а у рыб лишь фоторецепция.

Но как мы знаем из предыдущих глав, разница между тем, что улавливают клетки сетчатки, и сознательным переживанием зрения действительно существует. И соответствующие ученые действительно разделяют простую фоторецепцию и пространственное зрение – вспомним четыре стадии эволюции глаза по Дану-Эрику Нильссону. Они предполагают, что некоторые существа, такие как гребешок, могут не укладываться в наши представления о зрении своим умением видеть без картинки. Они признают, что некоторые составляющие нашего зрительного мира – например, цвет – представляют собой конструкты мозга и что животные вроде рака-богомола, способные улавливать световые волны разной длины, могут не воспринимать цвет в принципе.