Феликс сел напротив него, посмотрел на бутылку, огляделся и пошел к двери. Он собрался поискать стаканы. Открыл дверь, а там – Михалыч. Кивает головой, улыбается умильно и протягивает две алюминиевые кружки.
– Боится за меня, – сказал Евсюков, когда Феликс разлил по кружкам самогон.
Выпив, батюшка стал судорожно есть, тряся головой и бессмысленно улыбаясь.
– Говори, – сказал Лекс после второго наполнения кружек.
И Евсюков перестал заглатывать пирожок, начал отщипывать понемногу, сосать кусочки и говорить. Феликс слушал, затаив дыхание.
– А может, это были и не слоны, – закончил Евсюков. – Я снизу смотрел. Огромные бивни! Может, это мамонты шли. Корову запросто могли растоптать.
Феликс разлил по кружкам последний самогон. Евсюков попросил еще принести. Щеки батюшки потемнели, кровь на его спине и на плечах стала черной, и Феликс понял, что ему хватит.
– Не надо, – сказал он. – А то говорить не сможем.
– А-а-я-а-а все сказал, – пьяно протянул Евсюков.
– Выводы?
– Какие тут выводы? Выводы... – бормочет Евсюков. – Надеюсь, что я – выдумка Бога, а не пьющей московской соседки, которая может оказаться родом из Полутьмы и вообще не осознает, что думает... и силы своей не знает.
– Параллельные миры, варианты жизней... – Лекс задумался. – Думаешь, эта девочка может изгибать плоскости пространства и времени как листки бумаги просто потому, что родилась в определенном месте?
– Не знаю. Может, для этого нужно еще быть зачатой от женщины и животного? Опять же, с кем мамочка полюбится? С добрым оленем... А если – с волком или с кем-то со свиным рылом?! А?.. Некоторые всю жизнь на Бога пеняют за свои несчастья, мол, мы забыты Богом. А Бог их и не знал никогда! Вот для чего нужно повальное крещение! – Евсюков поднял вверх руку с готовой для креста щепотью из трех пальцев. – Чтобы всем встать на учет у Бога, даже выдумкам! – Он уронил руку, уставился на Лекса задумчиво и спросил: – А ты чего вообще... тут?
– Книги тебе привез. Как обещал. Все нашел, что ты заказывал.
Феликс еще раз сходил за дверь. Михалыч стоял на страже. Феликс ему кивнул. Михалыч просиял лицом и ринулся в комнату. Он помог батюшке встать и потащил его на себе к выходу.
– Вот и хорошо, вот и ладно, – бормотал он, – я как чувствовал, третьи сутки баньку в тепле держу. Как чувствовал!..
– Оставь меня, мужик! Пошел прочь!.. – Евсюков бессмысленно размахнулся рукой.
– Ну как же без баньки?.. Без баньки нам рубашку на спине не отмочить...
Феликс задул свечку, выключил у двери свет. Комната потеряла свои очертания, превратившись в безразмерную пустоту. Он стоял на границе слабого света и тьмы. Ему вдруг показалось, что если ступить обратно в комнату, то просто провалишься в бесконечность. Феликс Мамонтов испугался и быстро пошел по коридору на свет.
Банька все расставила на свои места. Страх смерти отступил. Захотелось жить, захотелось философствовать и мочиться прямо с порога на снег. Понемногу и Евсюков стал смотреть и говорить осмысленно.
– Она меня посрамила. По-детски беззлобно посрамила, – усмехнулся батюшка грустно. – Сам виноват – поверил ей, засомневался в вечном, да еще сунулся без спросу, поделом мне.
– А где сейчас эта девочка? – спросил Феликс.
– Не знаю. В начале лета она попросила записи посмотреть из книги крещений. Я дал ей два адреса. Московский и питерский. Из Питера, кстати, на ее крестины приезжала родственница немца Крафта. Или не родственница, а жена старого немца?.. Не помню. Фамилия у нее странная, как из другого мира. Лауренти-Крафт. То, что надо, для крестной из сказки.
Феликс подумал-подумал, вылил себе на голову ушат холодной воды и спросил как можно равнодушней:
– А из Москвы кто приезжал девочку крестить с этой Лауренти-Крафт?
– Какой-то Скворцов.
Уговаривая себя не спешить и не поддаваться вдруг накатившей панике, Феликс вытерся, кое-как оделся и побежал искать Михалыча.
Через час обескураженный Евсюков прощался с ним у запряженных саней.
– Ты прекращай со своим мазохизмом, – посоветовал закутанный в тулуп Феликс.
– О себе побеспокойся. Куда тебя несет на исходе ночи, муж?
– Сам не понимаю. Никогда такого не было, а вот только если не уеду срочно в Москву, плохо мне будет. Такое дело... – Феликс отвел глаза. – Из коробок там самые тяжелые четыре скотчем замотаны. Пусть у тебя побудут. Если нужда заставит, используй по своему разумению.
– Продавать книги? – удивился Евсюков.
* * *
Лика нашла Феликса, когда он сел в Архангельске на самолет. Через сорок восемь часов поиска она перешла от проверки данных выезжающих из России за рубеж к сравнительному анализу фотографий покупателей всех авиа– и железнодорожных билетов за последние пять суток. У Мамонтова старшего с сыном по жизни было мало общего, а вот строения черепов оказались сильно схожими. Увидев на экране компьютера фотографию Скворцова Николая, 1923 года рождения, паспорт выдан в 1980 году взамен потерянного, она так определила свое отношение к мамонту Лексу:
– Ну ты и скотина!..