— Так же, как и тех, кто за стенами больницы. Поэтому психиатрия не хуже, чем что-либо иное.
— Отлично. — Отправляю в рот ложку овсянки. — И что же привело вас сюда?
— Ваши психозы. Чем больше я о них узнаю, тем сильнее очаровываюсь.
Киваю и щелкаю языком:
— Рад, что я такой занимательный.
— Майкл, скажите, есть ли у вас какие-либо особые, совершенно невыносимые воспоминания, связанные с телефоном?
— Что?
— Телефоны, — повторяет он. — Вы их боитесь, и я хочу понять почему. У шизофреников многие иллюзии восходят к каким-то определенным событиям в прошлом. Например, возможно, вы видите безликих, потому что в детстве подверглись насилию со стороны человека, у которого было закрыто лицо.
— Не было никакого насилия.
— Здесь вы не правы, — возражает он. — Как минимум эмоциональное насилие было. Ваш отец. Может быть, ваши иллюзии, связанные с безликими, восходят к нему.
— У моего отца есть лицо.
— Вижу, до вас не доходит ни одно мое слово, — бросает он. — Но давайте от общего перейдем к частному: почему вы боитесь телефонов? Только сотовых? Вы боитесь телефонов самих по себе или их использования? Может быть, определенный рингтон пробуждает какие-то глубинные воспоминания?
— Вы уже и так все знаете.
— Да-да. Но это объяснение относится ко всем электронным аппаратам в целом. Приступ несколько недель назад, когда вы напали на Девона, был вызван конкретным прибором. Вы не реагировали на радиоприемник с часами в вашей палате, а вот сотовый телефон страшно вас напугал.
— Постойте, — говорю я и, нахмурившись, кладу вилку. — Тогда в комнате был мобильник?
— Разумеется. От чего, по-вашему, исходил гул?
— Так это гудел сотовый телефон?
Доктор Ванек поднимает брови, стучит по столешнице пухлым пальцем.
— Девон, чтобы не раздражать пациентов, вместо звонка установил вибрацию. Хотя в вашем случае это явно не дало желаемого результата. Что вы тогда подумали?
— Я подумал, что… Не знаю.
— Вы наверняка немало размышляли об этом и изобрели какое-то объяснение. Брюки не гудят ни с того ни с сего, и ваша буйная реакция на этот звук со всей очевидностью говорит, что вы его слышали.
— Я думал, это… — Замолкаю. Не могу ему сказать, что я подумал. Насколько мне известно, доктор Ванек — часть Плана. — Понятия не имел, что это сотовый.
— Но это было именно так, — утверждает он. — И это возвращает нас к моему вопросу: почему вы боитесь телефонов?
— Не всех, только мобильных. И даже не их самих, а сигналов, которые они посылают и получают. Сигналы обычных телефонов остаются в проводах, а сотовые отправляют их в воздух. — Нервно оглядываюсь. Кажется, на нас смотрит другой врач. Я не хочу, чтобы они слышали что-нибудь такое, что можно расценить как психоз. — Почему вы меня об этом спрашиваете?
— Потому, что я психиатр.
— Но уже не мой.
— Я заключил исследовательский договор с вашей клиникой, — сообщает он. — У меня есть ограниченный доступ ко всем пациентам при условии согласия их лечащего врача.
— И доктор Литтл одобрил ваш визит? Кажется, вы ему не нравитесь.
— А он не нравится мне. — Ванек пожимает плечами. — Но слава богу, мы можем взаимодействовать как профессионалы.
Стало быть, у Девона был сотовый. Все произошло из-за сигнала мобильного. Значит, меня контролируют с помощью сигнала от ближайшего телефона? Невольно улыбаюсь. Возможно, это хорошая новость — если они вынуждены пользоваться внешним источником, то во мне нет никакого имплантата. Следовательно, я могу бежать и быть свободным, пока остаюсь вне поля действия их сигналов. Может быть, это тот шанс, которого я ждал.
— Итак, — говорит доктор Ванек, — почему, на ваш взгляд, вы боитесь сотовых телефонов?
Щелкаю языком и отправляю в рот еще одну ложку овсянки.
— Я не сумасшедший.
Ванек кивает.
— Никогда не слышал более разумных слов. Майкл, скажите, вы видели еще безликих в последнее время?
Качаю головой:
— Нет, конечно. Вы же сами мне говорили, что они нереальны. — Неожиданно клацаю зубами. — Я не сумасшедший.
Он натянуто улыбается:
— Две недели назад вы использовали их реальность как свидетельство своего душевного здоровья, сейчас для этого же используете их нереальность. Вы либо были сумасшедшим тогда, либо стали им сейчас. — Он встает. — Продумайте вашу историю тщательнее, когда в следующий раз будете говорить с доктором Литтлом.
Ванек уходит, а я смотрю на поднос. Он прав: нельзя заявлять, что вылечился, не признав, что был болен. По крайней мере, какое-то время. Задумываюсь и дважды киваю, соглашаясь с самим собой.
— Пора принимать лекарство, — сообщает Девон, и я рефлекторно отшатываюсь. Что, если его сотовый снова заработает? Он ставит маленькую пластмассовую капсулу рядом на стол. В ней два зелено-коричневых, словно камуфляж, шарика локсапина. — Все в порядке?
— Отлично, — говорю я и беру капсулу. Не важно, что они думают, — теперь можно бежать. Снова клацанье зубов. — Чувствую себя отлично, спасибо, что интересуетесь. — Проглатываю пилюли и запиваю яблочным соком.
Пора убираться отсюда.
Глава 8