Анна с Ольгой негромко совещались около Георгия и наконец, решили дать ему еще обезболивающего. Приподняв пострадавшего, они вложили ему в рот таблетку и протянули воды запить, но стоило Георгию сделать первый глоток, как вдруг его правая щека будто зажила самостоятельной жизнью, конвульсивно задергавшись - а после судороги скрутили и плечи. Захрипев, Георгий плюнул водой. Анна с Ольгой, а также подоспевший Женя попытались его уложить и успокоить. Ника же наоборот попятилась назад – ее било дрожью от неприятного зрелища – как будто кто-то прикрепил невидимые ниточки под кожу Георгию и сейчас их с силой дергал, заставляя его лицо искривляться в уродливых гримасах судорог.
Через несколько минут конвульсии прекратились и страдающего Георгия, чей бок еще сильнее раздулся красной опухолью, уложили на спину – периодически он постанывал и дергался, не в силах убежать от приступов терзающей его боли.
Ника, стоящая в стороне, увидела, как Ольга отошла от пострадавшего, и вдруг из нее будто стержень вынули – она словно обмякла, плечи ее поникли, а на лице – доселе уверенном, появилась выражением растерянности. Ника не слышала, что говорит сейчас Ольга Анне, но представляла – и удивлялась тому, как та смогла все утро и минувшую половину дня сохранять спокойствие в такой ситуации.
- Мы пойдем отойдем на пару минут, - произнесла Анна, беря Ольгу за руку: - Хоть помоемся, умоемся. Ника, посмо…
«Ника не посмотрит» - мысленно ответила девушка еще до того, как мать произнесла фразу – она по выражению ее глаз уловила смысл собирающейся последовать просьбы.
- Я с вами, - вслух прервала мать Ника, изобразив на лице испуганное выражение. Впрочем, особо стараться для этого ей не пришлось.
Женя, который минутой ранее сообщил о том, что собрался за дровами и уже шагающей в сторону рощи, остановился неподалеку.
- Идите, идите, - произнес громко Антон, обращаясь и к девушкам, и остановившемуся было Жене: - Я посмотрю!
Ольга благодарно ему кивнула и быстро метнувшись к чемодану, схватила пару вещей, несколько флаконов и полотенце, а после направилась к пляжу в сопровождении Анны. Ника последовала за ними - то и дело рвано оглядываясь, а Женя, махнув рукой, углубился в заросли.
Антон уселся неподалеку от Георгия, обхватив руки коленями, наблюдая как тот страдает – лежа с закрытыми глазами и хрипла дыша полуоткрытым ртом. На отросшей рыжей щетине над верхней губой мерзко выделялись бородавки бисеринок пота.
- Антоха, братан, мне так херово, - просипел вдруг Георгий, а Антона после этого перекосило.
От ярости. От ненависти. И от напряжения.
Ему сложно было сохранять спокойствие последние пару дней. С того момента, как его сшиб с ног удар Георгия - который даже не придал значения своей вспышке ярости, почти сразу забыв случившимся, Антон затаил ненависть и желание отомстить.
Георгий забыл, а вот Антон ничего не забыл – каждый день ему приходилось сдерживаться, чтобы не выдать взглядом или жестом свои чувства – он едва ли не ежечасно обещал сгноить, наказать, уничтожить Георгия после прибытия в Россию. Путей наказать обидчика здесь Антон не видел – тот был сильнее, напористее, и тем больше стыда и страданий приносило ему течение событий. Ему, привыкшему руководить людьми, привыкшему к их вниманию и к тому, что окружающие постоянно заглядывают в рот. А теперь он вынужден подстраиваться под желания и указание неотесанного, хамоватого мужлана - чье единственное достоинство – грубая сила.
Решение проблемы пришло неожиданно – в очередной раз направившись за дровами, и подняв старое, сухое бревно, Антон увидел под ним черного скорпиона. Преодолев первый испуг – он слышал, что именно черные скорпионы могут быть смертельно опасны, Антон со всеми предосторожностями поймал насекомое, после чего спрятал его в кокосовой скорлупе. После этого некоторое время ему потребовалось на выработку плана, и вот сегодня ночью он аккуратно - за стебель, вытащил широкий лист, который закрывал скорпиона в небольшом отнорке, вырытым Антоном прямо под тем местом, где спал Георгий.
План удался на все сто процентов – и сейчас Антон наслаждался, видя результат своих действий. Правда, его несколько беспокоило то, что Георгий может умереть - но не слишком сильно – ведь причастность к этому Антона доказать будет невозможно.
- Антоха, дай руку, - просипел между тем Георгий, которого в очередной раз скрутило приступом боли. Антон невольно протянул руку, и больной сжал ее своей мерзкой потной клешней - причем настолько сильно, что Антон зашипел от боли. Георгий начал бессвязно материться, пытаясь хоть как-то потоком ругательств притупить терзающую его боль, а Антон испытал прилив ярости и ненависти – этот урод и сейчас, распластанный, умудрялся причинять ему боль!