Необходима осторожность

– Давай просто придем сюда завтра.

– Тес…

Снова молчание. Она предостерегающе положила ему руку на плечо.

– Послушай, милый. Ты ведь знаешь, что есть такие периоды… Знаешь?..

– Я что-то слышал…

– Ну, значит, тебе понятно.

– Тогда через неделю. Обещай мне, что через неделю.

– Обещаю это себе! – в упоении воскликнула Эванджелина и опять закружилась, на этот раз в сторону двери.

– Приходится верить, раз ты так говоришь, – недовольно проворчал Эдвард-Альберт и вышел за ней из квартиры.

В ожидании счастливого дня молодые люди под умелым руководством Эванджелины принялись изучать характеры друг друга. Эванджелина изучала внутренний облик Эдварда-Альберта очень подробно, а он, быстро подчинившись ей, видел ее только такой, какой она желала ему казаться.

Она поступила так, как часто поступают влюбленные: придумала себе особое имя – специально для него.

– Зови меня Эвадной. Эванджелина! Я это имя всегда терпеть не могла. Сразу напоминает викторианцев и лонгфелловское что-то. Оно ко мне не идет. А вот Эвадна… Милый, скажи «Эвадна».

– Эвадна, – повторил Эдвард-Альберт.

– Дорогая Эвадна.

– Дорогая Эвадна, – опять послушно повторил он.

– Теперь насчет нашей свадьбы. У нас будет настоящая, хорошая свадьба. Не какая-то там дурацкая регистрация. Нет, и «голос господа бога, ходящего в раю», и все как надо. Ты будешь так хорош в цилиндре и светло-серых брюках. А на жилете, представь себе, – белые отвороты.

– Здорово! – воскликнул Эдвард-Альберт, заинтересованный и польщенный, но сильно испуганный.

– А у меня флердоранж.

– А во что это обойдется?

– Боюсь, ты сочтешь меня старомодной! Но у меня ведь столько родных, с которыми я должна считаться. Как это странно, что ты до сих пор ничего не знаешь о моих родных, ну ровно ничего. Ты даже ни разу не спросил: У меня есть отец, крестный и куча родственников.

– Я ведь не на них женюсь, – заметил будущий счастливый супруг.

– Я не позволю им обижать тебя, Тэдди. Но они существуют. Придется нам приноравливаться. «Отец у меня полисмен – о, только не обыкновенный полисмен. Он из Скотланд-ярда. Работает в уголовном розыске. Инспектор Биркенхэд. У него еще ни разу не было крупного дела, но он всегда говорит, что придет и его день. Он очень, очень проницательный. От него ничто не укроется. Он немножко жестковат, очень строгих правил. Дело в том, что моя мать его бросила и он никогда не мог с этим примириться. Если бы он узнал… если бы только вообразил, что мы решили не дожидаться…

– А зачем кому-нибудь знать об этом?

– Упаси боже, если он узнает… Так что видишь, все должно быть, как я говорю. Настоящая свадьба, и кто-то должен быть моим посаженым отцом, выдать меня…

– Кто же это будет тебя выдавать? Кто смеет тобой распоряжаться?

– Мне кажется, милый, нам бы следовало куда-нибудь пойти посмотреть настоящую свадьбу. Ты тогда будешь знать, как это делается. Нам необходим шафер, который похлопотал бы для нас и все устроил. Рис, и флердоранж, и все de Rigor[29]. Я уж об этом подумала. У меня есть родственники, Чезер по фамилии. Моя кузина Милли – мы с ней вместе ходили в школу. Она вышла замуж за молодого Чезера. Пипа Чезера. Это делец, как сказал бы Арнольд Беннет, настоящий делец. Ловкач. Он работает директором одного вест-эндского бюро похоронных процессий и может прислать кареты и лошадей за гроши – прямо из конюшни. Кареты, Тэдди! Но, конечно, ни черных перчаток, ни поминальных блюд нам не требуется. Старик Чезер – мой крестный. Он торгует шампанским – особым, без указания года: поставляет его для отелей, ночных клубов, свадеб и тому подобное. Это такое шампанское, которое делают специально для него. Оно дешевле, но тоже хорошее. Он считает – даже лучше. И он всегда говорил, что в торжественный день моей свадьбы заботы о парадном завтраке он возьмет на себя.

Она задумалась.

– Я не хочу звать никого из сослуживцев. Нет, нет. С ними покончено. Правда, они хорошо ко мне относились. Но как только я там разделаюсь, так прости-прощай. Я не хочу никого обижать, но… в таких случаях надо рвать раз и навсегда.

И она снова задумалась.

– Да, – произнесла она наконец, словно дверь за собой захлопнула. – Теперь насчет Дуберов. Миссис Дубер. Милая Гоупи. И все. Эта дурочка-племянница может прийти в церковь.

Эдвард-Альберт созерцал картину того, что его ожидает, с торжествующим самодовольством. Ему бы очень хотелось, чтобы на свадьбе присутствовали Берт и Нэтс – смотрели бы и удивлялись! – да кое-какие молодые люди и девушки из «Норс-Лондон Лизхолдс» – смотрели бы и завидовали! И где-нибудь, как-нибудь он торжествующе шепнул бы Берту:

– Я уже имел ее. Черт возьми – она недурна.

«Hubris»[30] назвали бы это, вероятно, наши классики.

Свадебные грезы продолжались. Он узнал, как невеста потихоньку скроется и наденет дорожное платье. Он тоже переоденется. Им вдогонку будут кидать старые туфли – на счастье.

– И – в дорогу. Может быть, в веселый Париж? Я всегда мечтала. Когда-нибудь, когда ты тоже выучишься по-французски, мы устроим себе в Париже миленький маленький ventre a terre[31].

Эдвард-Альберт встрепенулся.