– Быстро сюда! – крикнул Мох. Секунды спустя в проходе появился Радужник меж двух укрытых в пластик экспонатов. Имоджин уронила руку с револьвером и без сопротивления дала Моху забрать его. Над головой Радужника плотным кругом летали оцелусы. Элизабет стояла не двигаясь, явно ожидая, когда фигура в баке совсем вырастет.
Чудище вытянулось и теперь взирало на них сверху вниз. Оцелусы оставили Радужника и полетели к стеклу, где принялись парить и лавировать возле отпечатка ладони. Пчелиное поведение оцелусов в очередной раз поразило Моха. В прошлом он уже видел смертоносное применение оцелусов, впрочем, что они могли поделать против толстого стекла и чудища в подвешенном состоянии за ним – было неясно. Внезапно один оцелус метнулся в сторону и ударил Элизабет, которая повернулась спиной к чудищу, чтобы посмотреть на Радужника. Качнувшись, она повалилась вперёд с невероятным воплем, эхом прокатившимся по всему залу. Фигура в баке мигом утратила цельность, предоставив ошарашенным рыбам и организмам со всех сил карабкаться или расплываться прочь в подкрашенной кровью воде.
Имоджин побежала к Элизабет, явно считая её мёртвой. Девочка с трудом поднялась на ноги, ухватив её за плечо. Тёмная жидкость скопилась в выемке её ключицы. Имоджин подалась вперёд и схватила её за руку. Элизабет отбросила руки с поразительной силой. Имоджин, отступив перед таким сверхъестественным проявлением силы, сжала руки в кулаки, но не была уверена, что делать дальше. Между тем Радужник отозвал оцелусы к себе.
Мох поднял револьвер, пока разум его волчком крутился, стараясь постичь произошедшее.
Элизабет пошла через зал, пока не оказалась в нескольких шагах от Радужника. Недоумённо глянула вверх, разглядывая его. Она охватывала Радужника взглядом, как капканом, а у него на лице отразилось напряжённое раздумье, словно бы ему была видна через неё какая-то почти достижимая бо́льшая истина. Черты его сделались мраморными. Элизабет набрала побольше воздуха и открыла рот, произнося слова на свистяще-шипящем языке, какого Мох в жизни не слыхивал. Глаза у неё вращались под закрытыми веками. У Радужника кожа сделалась, как никогда, прозрачной, но дикий этот натиск он воспринимал со спокойствием. Поток слов иссяк. Девочка открыла глаза.
– Кто я? – спросил Радужник.
Этого Мох от него не ожидал. Он почувствовал, как волосы зашевелились по всему его телу.
Мох, следовавший за Элизабет на безопасном расстоянии, теперь отодвинулся в сторону. Для того чтобы пуля, прошившая её, не попала в Радужника.
– Аурель, – произнесла Элизабет.
Выражение лица Радужника померкло. Он отвернулся от Элизабет. Мох видел, что его глубоко затронуло произнесённое ею имя.
– У неё нож, – шепнула Имоджин, подошедшая сзади к Моху. Тот сделал несколько всё ещё разделявших их шагов и прижал дуло револьвера к виску Элизабет.
– Брось!
Элизабет повела глазами на Моха и засмеялась, дразняще высунув язык.
– Мох, ради бога, – взмолилась Имоджин, – жми на грёбаный курок.
Ещё миг – и Мох исполнил бы её желание, но тут он расслышал шум шагов нескольких человек, доносившийся из многочисленных проходов между хранимыми музейными коллекциями. Радужника схватили сзади за шею и дёрнули назад – таким стало продуманное начало партии. Даже когда двое утащили его из виду, оцелусы продолжали нападать.
Подметальщик из танцзала шагнул, пригнувшись, в проход, за ним следом Агнец и ещё трое. За их спинами прятался вцепившийся в шляпу Оливер, лицо которого было разбито в кровь. Подметальщик нагнул покрытую шрамами голову и ринулся на Имоджин, расставив руки, – как человек, выбегающий из моря, когда воды по пояс. Что-то подсказало Моху, что ему было велено напасть именно на Имоджин. Мох выстрелил нападавшему в голову, но сумел лишь срезать ему ухо. Элизабет, толкнув его, сбила с прицела и проскочила мимо. Краем глаза он увидел, как Агнец сцапал Элизабет за запястье, а ещё один мужчина натянул ей на голову мешок. Бесценные секунды были потеряны. Подметальщик ухватил Имоджин за волосы и ударил по лицу. Девушка рухнула без звука. Мох почти добрался до неё, когда подметальщик принялся за него. Мох почувствовал, как бойцовский кулак обрушился ему на голову – быстро и жёстко. Всполох белого света, кровь со слизью вырвались у Моха изо рта и носа. Он потерял равновесие. Нога, одетая в сапог, врезалась ему в раненую голень, когда он падал. Мох перекатился на спину и выстрелил из револьвера в левую сторону груди нападавшего. Он успел откатиться в сторону, когда подметальщик рухнул. От его падения из щелей меж половых досок взметнулась, искрясь, пыль, укрывшая их обоих.