На очередном повороте Распаханное Поле начал вытеснять Мою Девушку. Та сбилась с шага и пропустила приятеля вперед. В это время прибавят ходу и Абсолют. Китон заметил это еще до того, как объявил металлический голос диктора, и до того, как Фрейзер возбужденно схватил его за локоть и завопил на ухо:
- Это твоя лошадь. Умник! Твоя, смотри, у нее появился шанс!
Когда лошади вышли на прямую и полетели к тому месту, где стоял Фрейзер с Китоном, публика уже задыхалась от рева. По телу Китона снова пробежал электрический разряд, но на этот раз уже не искрой, а пламенем. И он тоже заревел. На следующий день он так охрип, что мог разговаривать лишь шепотом.
"Абсолют! - вопил он. - Давай, Абсолютик, скорее, беги! Давай же, тебе говорят, мешок с дерьмом!"
Фрейзер хохотал так, что слезы ручьем бежали у него по щекам "Мешок с д-дерьмом!" - заикаясь повторял он. "Надо же, вот так Умник!"
Но Китон его не слышал. Он пребывал в другом мире. Он посылал флюиды Абсолюту, телепатировал ему свои силы и волю к победе.
"Теперь впереди Распаханное Поле и Как Поживаешь, Как Поживаешь и Распаханное Поле", - распевал в репродукторах голос диктора. "Они выходят на последнюю восьмую мили, а Абсолют все набирает скорость".
Лошади приближались, поднимая тучи пыли. Абсолют несся, выгнув шею, вытянув вперед голову и перебирая ногами, как поршнями. Он обошел Как Поживаешь, а потом и Вспаханное Поле, который бежал, явно выбиваясь из сил, как раз мимо того места, где стояли Китон с Фрейзером. Уже оставив позади финишную линию, он продолжал нестись вперед все скорее и скорее.
Когда на табло высветились цифры, Китон спросил у Фрейзера, что они означают. Фрезейр взглянул на его билет, на табло, снова на билет и снова на табло и тихо присвистнул.
- Я вернул свои деньги? - взволнованно спросил Китон.
- Умник, ты вернул несколько больше. Абсолют шел один к тридцати.
К тому времени, когда поздно вечером они вышли с ипподрома, Китон выиграл более трехсот долларов. Вот так у него и родилась навязчивая идея.
3
Он снял с вешалки в углу кабинета пальто, надел его, подошел к двери и, взявшись за ручку, замер. Оглянулся. На стене напротив окна висело зеркало. Китон, долго раздумывая, смотрел на него, потом подошел. Он слышал, как Они используют зеркала - не вчера родился. Приблизив лицо к зеркальной поверхности и не обращая внимания на мертвенную бледность кожи и покрасневшие глаза, приставил к щекам с обеих сторон ладони, чтобы не мешал отсвет, и прищурился - нет ли на другой стороне камеры. Нет ли их.
Он не увидел ничего.
Через несколько секунд отступил назад, небрежно смахнул рукавом пальто образовавшееся на зеркале туманное пятно и вышел из кабинета. Ничего и никого. Это не значит, что Они не придут ночью и не заменят его зеркало на стекло с зеркальным напылением. Шпионство - основное занятие Преследователей. Отныне ему придется каждый день проверять зеркало.
"И я не забуду, - сообщил он пустынной лестнице. - Не забуду. Можете не сомневаться".
Эдди Уорбертон мел вестибюль и не поднял головы, когда Китон выходил на улицу.
Его машина стояла с обратной стороны здания, но ему не хотелось теперь садиться за руль. Не то настроение. В таком состоянии того и гляди продырявишь витрину какого-нибудь магазина своим "кадиллаком". Не осознал он и того, что направляется в обратную сторону от дома. Была четверть восьмого субботнего утра, и он оказался единственным прохожим небольшого делового района Касл Рок.
Он мысленно вернулся к тому первому вечеру на ипподроме в Люистоне. Казалось, поражение ему не суждено, он не сделал ни единой ошибки. Стив Фрейзер проиграл тридцать долларов и заявил, что уходит после девятого заезда. Китон сказал, что, пожалуй, задержится. Он почти не видел Фрейзера и едва ли заметил, как тот ушел. Только подумал, как хорошо, что никто не стоит рядом и не нудит: Умник - то. Умник - се. Он терпеть не мог своего прозвища, и Стив, безусловно, это знал, поэтому твердил все время.
На следующей неделе он приехал уже один и проиграл на шестьдесят долларов больше того, что выиграл впервые. Но это на него не произвело впечатления. Хотя он и вспоминал кипы денег, которые видел во время первого посещения, но дело было не в деньгах, не только в них, во всяком случае. Деньги были всего-навсего символом, который ты уносил с собой, символ того, что ты был здесь, был частью этого грандиозного представления Больше всего его увлекало возбуждение, появлявшееся сразу при звуке гонга, когда раскрывались с сочным скрипом ворота и диктор объявлял: "Старррт!" Его вдохновлял рев толпы, когда лошади заходили на третий круг, мчались на свои дьявольские перегонки и безумный вой трибун, когда шел круг четвертый и финишная прямая. Это была жизнь, о, это была настоящая жизнь! Это была такая жизнь... можно сказать, даже опасная.