Необоримая стена

Поставив Марину перед Синицыным, который так и продолжал лежать на кровати, как его бросили, лишь поднявшись на локтях, мужик со злорадной улыбкой схватил ворот ее халатика и сильно рванул его вниз. Марина осталась, в чем мать родила. Не зная, куда деться от стыда, она повернулась к Синицыну спиной и вся сжалась. Ее спина затряслась от рыданий. Синицына как подкинуло с кровати. Он вскочил и стал выбирать маршрут, по которому можно было бы скорее «смыться» отсюда, так как теперь стало ясно, что добром это не кончится. В его распоряжении было только окно, но прыгать с третьего этажа ему не хотелось, а другой выход – через дверь – был полностью перекрыт разъяренным мужиком. И тут вдруг им овладело чувство, которое овладевает людьми, да и животными, когда их загоняют в угол – чувство отчаянной храбрости. Он схватил стоявшую около трюмо табуретку-пуфик и замахнулся ею на мужика. Замахиваясь, Синицын увидел, как в руке у того что-то блеснуло. Мгновением позже он четко, даже как бы замедленно, увидел, что это был нож. Нож был не простой, а бандитский, раскладушка с пружиной и фиксатором. Раздался щелчок, лезвие освободилось и пошло раскрываться по дуге, стремясь вытянуться в одну линию с рукояткой. Через долю мгновения ему это удалось и оно замерло, крепко схваченное фиксатором.

Медлить было нельзя, Синицын швырнул табуретку, целясь в голову противнику, но тот ловко увернулся, и табуретка улетела через открытую дверь в прихожую, угодив, очевидно, в зеркало, так как послышался звон битого стекла. А мужик, неожиданно быстро, оказался очень близко к Синицыну.

– Это опасно. – пронеслась запоздалая мысль у того в голове, и тотчас он почувствовал, как в грудь его входит инородный предмет, раздирая сознание адской болью.

Последнее, что зафиксировалось в его сознании, был угол потолка, который покачнулся и быстро, как санки с ледяной горы, поехал вниз, расплываясь и меняясь в размерах, пока не пропал вовсе. На этом его сознание отключилось.

Эта история произвела сильное впечатление на весь личный состав части, особенно на Евгения. Он не находил себе места и считал себя виновным в случившемся. Он мог предупредить Синицына, но не сделал этого. Только теперь он понял, что опасность, о которой ему говорил молодой, исходила именно от того знакомства с Мариной, а следовательно угрожала им обоим: ему и Синицыну. Тогда это не пришло ему в голову, а теперь ничего изменить было нельзя. Через несколько дней пришло известие о том, что Синицын умер. На Евгения больно было смотреть. Он до самого «дембеля» слова больше никому не сказал и был всегда задумчив и угрюм. Только уже идя к автобусу, который должен был отвезти демобилизованных на вокзал, он, взглянув на попавшегося ему на пути Олега, положил ему руку на плечо и сказал:

– Извини, брат, если что не так. Спасибо тебе…, Прощай.

– Прощай. – ответил Олег.

* * *

За работой и ученьями служба летела быстро. Незаметно Олег тоже стал дедом и, бывало, тоже покрикивал на молодых, но к дедовщине относился с отвращением. Суть ее противоречила его сути, и он не мог заставить себя бить молодого за то, что тот был в военном деле еще бестолковым и что-то делал не так.

Как-то за два месяца до его, Олега, «дембеля», командование округа устроило учения в масштабе дивизии. На специально подготовленном полигоне развернулась настоящая война. Танки с ревом шли в атаку, пушки с заранее подготовленных позиций отражали их напор, пехота занимала и оставляла населенные пункты. Грохотали взрывы, стрекотали автоматы и пулеметы, с наступлением темноты в небе расцветали разноцветными огнями осветительные ракеты и мины.

Олег служил в саперных частях. На их долю выпало немало работы. Они то расчищали завалы на лесных дорогах, то ремонтировали взорванные мосты, то наводили понтонные переправы. В один из моментов учений к понтонерам, которые только что сбросили на воду понтоны и начали их скреплять, вышло до взвода условного противника. Еще минута и задание по наведению переправы было бы сорвано. Олег со своим отделением был ближе всех к противнику. По штатному расписанию его отделение с пулеметом заняло оборону в небольшой канавке, оборудованной под окоп. Дружным огнем они заставили противника залечь, и началась яростная перестрелка. В обе стороны полетели взрывпакеты, имитирующие гранаты. Цинк со взрывпакетами стоял в метре за спиной у Олега. В нем еще оставалось около двух десятков штук. Взрывпакеты бросали только он и еще один ефрейтор, так как только у них были зажигалки. Остальные, в подавляющем большинстве молодые, лупили из автоматов, что, несомненно, доставляло им удовольствие.

Вдруг Олег услышал позади себя звук, похожий на удар еловой шишки по пустой кастрюле. В горячке боя он уже готов был пропустить этот звук, но что-то в нем насторожило Олега, и он обернулся. От того, что он увидел, глаза его округлились. Из цинка, куда залетел брошенный противником взрывпакет, поднимался тоненький сизый дымок. Заглядывать в цинк и искать там горящий пакет уже не было времени и Олег, что было мочи заорал:

– Все из окопа!!!