— Хочешь, чтобы тебя сгребли прямо со сцены? — фыркает Ви. — Конечно, никто же никогда не догадается, что мужик с серебряной рукой, который орет свои панк-рокерские песни, и есть тот самый Сильверхенд!
— Эй, у меня готова одна песня, — закатывает глаза он. — Это далекоидущие планы. Надо будет доебаться до Кера, но не чтобы он затащил меня в этот их гадюшник шоу-бизнеса, нет, ни за что на свете, бля, но у него точно есть какие-то связи, чтобы устроить пару выступлений, мы же уже это проворачивали… Ви, ты напоминаешь мне голодного котенка, когда вот так на меня смотришь! — неожиданно выдает он. — Последний кусок не отдам, не-а, никакого уважения к ветеранам.
— Если ты правда этого хочешь, то почему бы и нет, — говорит Ви неуверенно; она помнит Джонни из прошлого, выгорающего на концертах дотла, злого и безумного, и ей совсем не хочется, чтобы он снова стал прежним. Чтобы перестал быть ее напарником. — Я просто подумала, что мне грустно будет в одиночку, но я справлюсь…
— Одно другому не мешает, Ви. Меня на всех хватит.
Как и обычно, отвратительно. Ви старается не улыбаться слишком широко, когда смотрит на Джонни — сидящего напротив, бодрого, немного растрепанного (она уверена, этот человек не знает, что такое расческа), совершенно точно живого — и почти избавившегося от своей смертной скуки. И ей странно больно в механическом сердце — или она это придумала?
— Если тебе нужен будет первый слушатель для твоих новых песен, я всегда готова, — самоотверженно говорит Ви.