Необузданные Желания

— Благослови меня, отче, ибо я согрешил. Прошло очень много времени с момента моей последней исповеди.

Из-за резной деревянной перегородки слева от меня доносится раздраженный вздох.

— Ради всего святого, парень. Тебе не обязательно высмеивать святое причастие.

Как и у меня, у отца О'Тула все еще сохранился ирландский акцент с тех пор, как он впервые ступил на бостонскую землю десятилетия назад. Некоторые вещи искореняются с трудом.

— Как поживаете, падре?

— Не надо мне этого дерьма про падре, — сердито говорит он. — Для тебя я все еще отец О'Тул, парень, каким бы высоким и могущественным ты себя ни воображал. И я такой же, каким был, когда ты спрашивал в прошлый раз. Грешник, живущий на время, отмеренное ему по милости другого.

— Разве не все мы такие?

— Некоторые из нас больше, чем другие. Но мы есть те, кто мы есть.

Я улыбаюсь суровому тону его голоса.

— Ага. Тогда есть я. Все еще читаешь молитву о моем спасении каждую ночь?

Отец фыркает.

— Этот корабль отчалил много лет назад, сынок, и мы оба это знаем. Единственные О'Доннеллы, за которых я сейчас молюсь, - это твои мама и папа, да благословит Господь их души. — Он делает паузу. Понижает голос на октаву. — Знаешь, старушка ужасно гордилась бы тобой. Даже если ты проклят навечно из-за всей пролитой тобой крови.

— Обязательно нужно было добавить ложку дегтя?

— Я - священник. Виновные грешники входят в состав территории.

— Я всегда хотел спросить. Почему я должен быть проклят, если единственные люди, которых убиваю, - само зло? Если подумать, то на это можно смотреть как на государственную услугу.

— Ах. Неприкрытое эго, вот что это такое. Богу не нужна рука помощи, отправляющая Его правосудие, парень.

— Я не согласен.

— Конечно, ты не согласен. Что у тебя есть для меня сегодня?

— Имя. Мне нужно, чтобы ты передал его дальше.

— С кем?

— С кем бы ты ни связался в русской православной церкви.

— Ах. Опять эти русские. Чертовы коммунисты.

— В наши дни они больше капиталисты, чем коммунисты.

— Как его зовут? — спрашивает он.

— Михаил Антонов.

Отец задумывается и замолкает.

— Почему оно звучит знакомо?

— Он - глава местной братвы.

Тишина. После того, как до него доходит, что я задумал, он предупреждает:

— Это большой кусок, который нужно прожевать, парень.

— Ага.

— Это привлечет много внимания.

— Вот именно.

— И это будет дорого стоить.

— Так всегда бывает. — Я открываю дверь в исповедальню. — Спасибо тебе, отец.

— Оставь свое пожертвование в обычном месте, сынок.

— Будет сделано.

Застегивая пиджак, я выхожу из церкви тем же путем, каким вошел в нее: проклятым. Затем я направляюсь по домашнему адресу второго человека в списке Грейсона. Это гораздо более личное, чем то, что я предоставил отцу О'Тулу, и хочу позаботиться о нем сам.

«Око за око» - грубая концепция, но такая эффективная в моей работе.

28

СЛОАН

Я ставлю посуду в посудомоечную машину, когда он низким голосом позади меня произносит:

— Вижу, ты освоилась здесь.

Поворачиваюсь и вижу Деклана, стоящего в углу кухни. Его не было весь день, он не оставил записки и не написал мне, куда собирается или когда вернется, и я злюсь на себя за то, что хотела, чтобы он это сделал.

Или это нормально? Без понятия. Я никогда раньше не бывала в Эмоционвилле. Пока что все довольно запутанно. Жаль, что у меня нет карты.

— Ты оставил дверь спальни незапертой, так что я решила, что мне можно выйти. Или была неправа?

Возясь с узлом галстука, Деклан раздевает меня взглядом. На мне штаны для йоги и эластичный укороченный топ без рукавов, а ноги босые. Судя по голодному выражению его глаз, можно было подумать, что я - совершенно голая.

— Это не было ошибкой, — говорит Деклан хриплым голосом. — Но не наводи здесь уют. Мы переезжаем.

Это меня удивляет.

— Переезжаем? Почему? Куда?

Деклан подходит ближе, избавляясь от галстука. Когда он бросает его на стойку и расстегивает две верхние пуговицы на воротнике белой рубашки, я отвлекаюсь от надвигающейся бомбы, которую он только что сбросил.

Встревоженная, я спрашиваю:

— Это кровь у тебя на воротничке?

— Ага.

— Твоя?

— Нет.

У него отстраненное выражение лица. Или это же просто спокойствие, я не могу сказать точно.

— Ты в порядке?

— Теперь лучше. Иди сюда.

Протягивая руку, Деклан ждет, когда подойду к нему. Я так и делаю, гадая, чья кровь у него на рубашке, и радуясь, что она не его.

Когда подхожу достаточно близко, Деклан протягивает руку и хватает меня, заключая в крепкие объятия. Утыкается лицом мне в шею и делает глубокий вдох.

Встав на цыпочки и обхватив его руками за плечи, я шепчу:

— Спасибо за розы.

— Не стоит благодарности.

— И бриллиантовый браслет. Он безумно красивый.

— Не такой «безумно красивый», как ты. Почему ты его не надела?

— Подумала, что ты, возможно, захочешь быть тем, кто наденет его мне на руку.

Ему нравится мой ответ. Деклан бормочет:

— Хорошая девочка. Может быть, в следующий раз я куплю тебе бриллиантовый ошейник.