Необычайная коллекция

Нетрудно вообразить, какими бедами эти явления чреваты для нас. По всему миру появляются так называемые историки, выходцы из далеких реальностей, утверждающие, что Америку открыл португальский мореплаватель в 1544 году, что Мария-Антуанетта умерла от старости в 1840-м, а «Титаник» сто десять раз пересек Атлантику и был в начале войны превращен в военно-транспортное судно. Что тут ответить, кроме того, что они правы со своей точки зрения и неправы с нашей? Пройдет время, эти чудаки сольются со своими двойниками из нашей реальности, и появятся люди, обладающие двумя несовместимыми знаниями. В каждой голове отныне сталкиваются самые противоречивые утверждения, и нам очень трудно признать, что все — правда: казнь Людовика XVI на гильотине и его бегство в Австрию, победа русской революции и ее подавление царем, Линдберг[11], совершивший перелет через Атлантику, и Линдберг, разбившийся в районе Азорских островов, и так далее.

Кое-кто считает, что благоразумнее всего вообще не упоминать больше прошлое, коль скоро договориться по этому поводу нет никакой возможности. Единственной допустимой темой для разговора должно отныне стать будущее и в какой-то мере настоящее, — но только в какой-то мере, ибо, чтобы всем угодить, следует придерживаться чистого описания и не задаваться вопросами об изначальности и конечности. Тот факт, что иные миры приближаются к нашему почти вплотную, не означает, что наше общее настоящее имеет для всех одинаковое объяснение. Возьмем такой пример: в каждой нашей деревне высится колокольня, потому что Франция — страна христианская. Но можно представить себе другую реальность, в которой есть колокольни, но нет христианства. В этой чужой реальности, стало быть, церкви имеют другое значение; быть может, это храмы иной веры? В таком случае при слиянии этого мира с нашим два культа будут спорить за соборы и часовни. Это пример крайний и пока чисто умозрительный, но при том, как развивается интересующий нас феномен, такого рода ситуация может сложиться в недалеком будущем и привести к гражданской войне.

Но где последствия будут ужаснее всего, так это в наших головах, которые превратятся в свалку противоречащих друг другу воспоминаний. Не далее как вчера один человек, которого спросили, когда он женился, не смог дать ответа; скоро ответов у него будет два, три, а то и больше: в нем смешаются воспоминания из разных реальностей, которые столкнутся, вынуждая его тем самым делать невозможный выбор из целой коллекции прошлых событий. Этот человек, жена у которого умерла в одном мире и который в другом вообще ее не встретил, — как объяснит он свое одиночество теперь, когда эти миры слились? А тот, другой, у которого нет ни братьев, ни сестер, — должен ли он повиноваться той части своего мозга, в которой он единственный сын у родителей, или довериться другой памяти, в которой запечатлены пять сестер и братьев, все альпинисты, погибшие под лавиной при восхождении на Монблан? Наиболее философски настроенные из нас мирятся с этим странным изъяном нашего ума, находя, что постоянный приток новых воспоминаний обогащает внутреннюю жизнь. Но большинство людей все же пребывают в смятении и с трудом верят своим врачам, когда те клянутся, что все в порядке и никто не сошел с ума.

Что до писателей, у них уже голова совсем кругом идет. Собственная жизнь стала их излюбленной темой, ведь она у них теперь не одна, и перегруженная память дает им каждый день новый материал. Критикам впору задаться вопросом, не обречена ли на гибель фантазия под напором осаждающих нас реальностей. Если так и будет продолжаться, скоро все на свете истории окажутся в наших головах, которые станут вместилищем бесконечности. Чтобы написать историю, сегодняшнему романисту достаточно извлечь из своей головы воспоминание об одной из возможных реальностей, в которой жил его двойник; завтрашнему будет еще легче, потому что их станет больше, а уж послезавтрашний найдет в своей памяти все. Фантазия тогда станет не только бесполезной, но и невозможной: все истории и так будут под рукой, в наших головах, как корреспонденция до востребования на почте. Не надо будет больше ничего выдумывать — во всяком случае, о прошлом. Единственной новой темой останется будущее, еще неизвестное. Если только — но об этом страшно даже подумать — реальности не начнут сближаться обратным ходом, ведь тогда наш сегмент пространства-времени станет точкой пересечения не только всех прошлых, но и всех будущих. Вот тут-то Истории придет конец. Настоящее вместит все. Пришедшие отовсюду, повсюду идущие и ведающие все о мире и о будущем, мы станем как боги, в недоумении и отчаянии оттого, что не узнаем больше ничего нового, ни завтра, никогда.

(Продолжение следует.)

ДЕСЯТЬ ГОРОДОВ (VI) Морно, в Чили