Необычайные приключения Арсена Люпена

— Вот какие у нас с тобой вещественные доказательства, друг мой, — продолжал Люпен. — Конечно, решить задачу было бы проще, если бы у нас были и остальные предметы, которые глупая собака уронила за борт. Мне кажется, можно обойтись и тем, что есть, если приложить немного ума и умения. Но ведь как раз это — твои главные добродетели. Что скажешь?

Ганимар не двигался. Болтовню Люпена он еще терпел, но достоинство не позволяло ему ни отвечать, ни даже покачать головой, что могло быть воспринято как одобрение или критика.

— Я вижу, мы одного мнения, — продолжал Люпен, словно не замечая, что старший инспектор молчит. — Поэтому я позволю себе кратко, одной фразой, изложить дело, о котором нам поведали эти вещественные доказательства. Вчера, между девятью вечера и полночью, эксцентрично одетую девушку ударили несколько раз ножом и затем задушили, и сделал это хорошо одетый господин, носящий монокль и посещающий бега, в компании с которым упомянутая девушка выпила кофе и съела три меренги и эклер. — Люпен закурил и, схватив Ганимара за рукав, выпалил: — Ну что, старший инспектор, разинул рот? Полагаешь, что делать такие ловкие умозаключения профанам не дано? Ошибаешься, сударь. Люпен жонглирует ими не хуже сыщика из романа. Доказательства? Неоспоримые и ясные даже ребенку.

Продолжая говорить, молодой человек принялся указывать на лежащие на столе предметы:

— Стало быть, «вчера, между девятью вечера и полночью». На этом обрывке газеты вчерашняя дата и надпись «вечерняя газета». К тому же вот здесь — видишь? — остаток приклеенной желтой бандероли, которой оборачивают газеты, рассылаемые по подписке и приходящие с девятичасовой почтой. Итак, после девяти вечера «хорошо одетый господин» — обрати внимание: у края осколка стекла есть дырочка для шнурка, это был монокль, а монокль — принадлежность весьма аристократическая; так вот, «хорошо одетый господин зашел в кондитерскую» — на этой коробке из тонкого картона видны остатки крема от меренг и эклера, которые в ней лежали. Господин с моноклем и коробкой встретился с молодой особой; ее алый шарф указывает на то, что одета она была эксцентрично. Встретившись с нею, он, по неизвестным пока мотивам, несколько раз ударил ее ножом, после чего задушил с помощью этого шелкового шарфа. Достань свою лупу, старший инспектор, и ты увидишь более темные красные пятна: вот здесь шарфом обтерли нож, а здесь кто-то схватился за него окровавленной рукой. Когда преступление было совершено, наш господин, чтобы не оставлять улик, достает из кармана, во-первых, газету, которую он выписывает и которая, судя по тексту на этом клочке, посвящена бегам — узнать ее название труда не составит. Во-вторых, он достает веревку — из такой веревки плетут бичи; оба эти обстоятельства доказывают, что наш человек интересуется бегами и сам занимается лошадьми — не так ли? Затем он собирает осколки монокля, шнурок которого порвался во время борьбы, и отрезает ножницами — видишь, здесь следы ножниц — испачканный кровью конец шарфа, оставляя другую его часть в судорожно сжатых руках жертвы. Коробку от пирожных он сминает в комок. Собирает еще кое-какие обличающие его вещи, которые потом утонули в Сене — нож, например. Заворачивает все в газету, обвязывает пакет веревкой и для тяжести привязывает хрустальную чернильницу. Минуту спустя пакет падает на палубу баржи. И все. Уф, даже жарко стало! Что скажешь?

Люпен взглянул на Ганимара, чтобы узнать, какое впечатление произвела на инспектора его речь. Ганимар молчал.