Необычайные приключения на волжском пароходе

Губастый качнулся к рабочему, закричал со злобой:

- Ты скажи, сколько мне надо работать? Я еще молодой...

Заросший мужик: - Ответь по своей науке-то...

Рабочий оглянул парня, мужика, ответил тихо, но важно: - Всю жизнь...

- Сто лет работать, - пробасила одна из личностей, сидящих на ящиках, плотный мужчина, лет пятидесяти, в рыбацкой соломенной шляпе.

- Правильный ответ, - обрадовался заросший мужик.- И за сто лет у них лаптей не наживешь...

- Кулачище! - закричал на него колхозник. - Зверь матерый! Одна идеология - работать, нажить! Ты работай для общего...

- Постой, я ему объясню, - перебил рабочий, - Весь вопрос - в культурной революции... Сейчас работаем восемь часов... В будущем станут работать, может быть, два часа...

Заросший мужик ударил себя по бедрам:

- Врет, ребята, ей-богу, врет... Два часа работать - лодырями все изделаются... Водки не хватит... Окончательно пропала Расея...

Рабочий повысил голос:

- К тому времени люди будут перевоспитаны. Мы добиваемся увеличения потребностей человека, хотим, чтобы он стремился к высшей культуре и не жалел для этого сил... У тебя, папаша, дальше четверти водки фантазия не распространяется... А мы хотим, чтобы вот он (указал на губастого парня) имел чистое жилище с ванной, одевался бы не хуже американцев, которые в буфете морду намазывают... Посещал театр, библиотеку, - так его переплавить, чтобы жил мозговым интересом, а не звериным...

Парень вдруг заржал радостно: - Мозговым...

- Жеребец! - проскрипел заросший мужик с отвращением...

Личность в соломенной шляпе: - Дешевая агитация...

- Вот тогда, - рабочий отрубил ладонью воздух, - труд ему - в радость, и хоть два часа работать, - не сопьется... Лодырей, пьяниц к тому времени будут в музеях показывать, да и тебя, папаша...

- Истинно, так, товарищ, - до крайности взволнованный, встрял в разговор болезненный мужик. - Кабы мы в это не верили... Нам бы тяжело было... У меня - кила, лишай, я, вероятно, не доживу до этого... Но хлеб есть слаще, раз - я около науки...

Незаметно во время разговора к двум личностям на ящиках подошел Ливеровский. Ухмыляясь, копая спичкой в зубах, слушал. Рука за его спиной протянула записку; ее осторожно взяла вторая личность, сидящая на ящике... Прочел, разорвал, сунул обрывки в рот.

Обе личности встали и отошли в тень. Ливеровский - обращаясь к рабочему: - Питаетесь мечтами, товарищ? Дешево и сердито.

Рабочий нахмурился... Колхозник ответил с горячностью:

- В первом классе лопаете чибрики на масле, а мы сознательно черный хлеб жрем... А мы не беднее вашего... Вон, посмотри, чибрики-то наши как перевертываются...

Он указывает на пролет нижней палубы, - пароход плыл недалеко от берега, там видны электрические огни, дымы, очертания кирпичных построек в лесах...

Появились капитан, Парфенов и Гусев. Парфенов - Ливеровскому:

- Цементный завод, продукция полмиллиона тонн. А полтора года назад на этом месте - болото, комары...

Пароход короткими свистками вызывает лодку. Капитан кричит в мегафон:

- Эй, лодка!.. Лодка!.. (С воды доносится: "Здесь лодка".) Принять телеграмму... - Отпускает мегафон и - Гусеву: - Давайте телеграмму...

- Срочная, - говорит Гусев и, обернувшись к Ливеровскому, странно усмехается...

Все, на минуту бросили спор, смотрят, как под бортом парохода из темноты выныривает лодка с фонарем с двумя голыми парнями в одних трусиках.

Зинаида давно уже была вручена матери и спала на подушке. Нина Николаевна постелила себе старое пальтецо около свертков канатов, но еще не ложилась. На корме - два-три спящих человека. Внизу кипит вода. Высоко вздернутая на кормовой мачте лодка летит перед звездами.

Профессор Родионов появился на корме с чайником кипятку:

- Принес чаю... Зина спит? - Он поставил чайник и сел на сверток канатов. - Я тебе не мешаю? Ведь подумать, - на воде, и не сыро, удивительно... Нина... Я очень несчастен...

- Ты сам хотел этого.

- Не говори со мной жестоко.

- Да, ты прав... (Концы ее бровей поднялись. Глядела в темноту, где плыли огоньки. Руки сложила на коленях. Сидела тихо, будто все струны хорошо настроены и в покое.) - Не нужно - жестоко...

- Во сне бывает, - бежишь, бежишь и никак не добежишь... Так и я к вам с Зиной - не могу... Ты суха, замкнута, настороже... А я помню - ты, как прекрасно настроенный инструмент: коснись - и музыка...

- Говори тише, разбудишь Зину.

- Ты вся новая, я тебя не знаю.

- Знать человека - значит любить, это так по-нашему, женскому, сказала она, наклоняя голову при каждом слове, - а по-мужскому знать значит надоела... Ты пытаешься меня наградить какими-то даже струнами... Не выдумывай: я - прежняя, та, которая надоела тебе хуже горькой редьки... Покойной ночи, хочу спать.

Он кашлянул, пошел к выходу с кормы: Остановился, не оборачиваясь, развел руками:

- Ничего не понимаю...

Нина Николаевна смотрела ему вслед. Когда он, бормоча, опять развел руки, позвала:

- Валерьян.. У тебя что - нелады с Шурой?

- Удивляет только ее торопливость: понимаешь - ночью сели на Пароход, а утром у нее неизвестный любовник...