Необычайные приключения Тартарена из Тараскона. Бессмертный

Вторая империя благоприятствовала расцвету мещанских вкусов, пустозвонству, показной красивости. В стране преследовалось все передовое и свободолюбивое. Вместе с тем французский буржуа чувствовал себя при режиме Наполеона III вполне удовлетворенным и спокойным за будущее. Героическая пора его жизни ушла в прошлое, и слово «революция», которое когда-то вело его на штурм Бастилии, стало бранным словом. Буржуазия наслаждалась жизнью, отделывала свои дома в стиле аристократических особняков, покупала бездарные копии знаменитых картин, угоднически выражала свою преданность императору, была преисполнена самодовольства. Тартаренство процветало повсеместно, и образ Тартарена становится большим социальным символом этой фальшивой жизни.

С другой стороны, в романе мы находим много примет времени, и прежде всего примет экспансионистской политики Второй империи. Не случайно Тартарен собирается в Шанхай: ведь туда же направлены и помыслы французских политиков, стремящихся колонизовать Китай. Не случайно Тартарен устремляется в Алжир, где французские колонизаторы нещадно грабили страну. Как бы невзначай роняет Доде одну фразу за другой о положении в Алжире, но у читателей создается весьма определенное представление о жизни в этой колонии. Город Алжир разделен на два квартала — европейский и туземный. Первый ничем не отличается от французских городов, второй же остался таким, каким он был во времена средневековья. В Алжире постоянно действуют гражданские и военные суды. Тартарен, видимо, наслышан о правосудии в Алжире, и он всерьез боится, что его расстреляют. Дело, дескать, обычное. Доде одной фразой высмеивает россказни о «цивилизаторской миссии» французов: «Мы цивилизуем, прививая… наши пороки…» Тартарен поражен обилием военных на улицах Алжира, а позднее он узнаёт, что здесь полно всяких проходимцев и авантюристов. Жертвой одного из них он становится сам. По поводу белых правителей Алжира делается весьма выразительное замечание: «Для того чтобы управлять Африкой, не нужна ни светлая голова, ни голова вообще». Так, казалось бы, невинный смех Доде оказывается острой политической сатирой на современную ему Францию.

Доде создал тип литературного героя, который намного пережил эпоху, его породившую. Тартарен вырос в определенных условиях, в определенной среде, но он необыкновенно живуч, и мы можем с ним встретиться и в наши дни. Как Дон Кихот, Тартюф, Дон Жуан и другие типические образы, прочно вошедшие в наше сознание, он выражает определенные черты человеческого характера: пустозвонство, нелепое прожектерство, фразерство.

В статье «О том, как я учился писать» М. Горький приводит в качестве примера классического использования законов типизации произведения Шарля де Костера, Ромена Роллана и Альфонса Доде с его знаменитым Тар-тареном из Тараскона.

Мысль продолжить историю приключений Тартарена пришла Доде много лет спустя. За эти годы смех Доде стал горше. В его книгах возникают серьезные социальные конфликты, все меньше появляется благородных героев, которые в решительный момент встают на защиту добродетели. Рок социальной жизни неотвратим, и каждый получает свою долю страдания без надежды на то, что его выручат случайные обстоятельства, какой-нибудь добрый гений. Казалось бы, писатель навсегда отошел от тем своего раннего творчества, от искрящегося смехом «Тартарена». Но вот в 1885 году появляется вторая часть его знаменитого произведения — «Тартарен на Альпах».

Швейцарские приключения Тартарена общим своим тоном напоминают приключения в Алжире. И здесь рассказано о комических приготовлениях Тартарена к поездке на Альпы, о его немыслимом альпинистском снаряжении, вызывающем смех, недоумение и даже испуг у прохожих. Так же как и Алжир, Швейцария оказывается совсем не такой, какой представлял ее себе Тартарен. Вместо дикой, первозданной природы он находит здесь роскошные гостиницы и отели, отличные дороги и толпы отдыхающих.

Доде сталкивает своего героя с многочисленными туристами, представляющими всю Европу — Европу богачей и бездельников. Писатель вовсе не жалует эту публику — холодную, равнодушную, пустую. От сравнения с ней Тартарен и другие тарасконцы только выигрывают. Доде рисует карикатурный портрет стареющего дипломата, растерявшего «слова и мысли»; жрецов науки, «пропахших плесенью»; чопорного лорда; пессимиста, начитавшегося Шопенгауэра и Гартмана. Их высокомерию и надутости, их равнодушию и скуке Доде противопоставляет веселость и доброжелательность Тартарена и его тарасконских спутников. В первой части автор мягко разоблачал своего героя и смеялся над его пустым тщеславием и наивностью. Счастливый конец каждого приключения Тартарена был как бы заранее предрешен. Здесь же Тартарену приходится сталкиваться с вещами весьма серьезными и волей-неволей задумываться над ними.