Тем временем Самри от всей души пожелал, чтобы было светло, и под потолком возник здоровенный ярко светящийся аж до белизны магический шар, от чего Гэвианет ойкнула и прикрыла глаза. После почти полной темноты такой свет причинял сильную боль.
Проморгавшись, принцесса смогла оценить размеры комнаты и двух кроватей, и махнула хватом в сторону одной из них.
— Фэйтан, мы тут все поместимся, не переживай.
Единственный, кто не помянул матушку Самри из-за яркого света — это Вионе, которому было все равно. А так гааш пришлось уменьшать яркость и налаживать свое творение до яркости обычного магического светильника.
— Молодчина, малец! — усмехнулся Гарос, одобрительно хлопая гааш по спине так, что тот едва не улетел, после чего оглядел предложенную спальню. Неплохо. Темновато, но неплохо. — Самое смешное, что высшие вампиры, которые так ратуют за равенство, сами редкие расисты. Да у них каждую неделю караваны ездят, а здешний главарь, мать его, вел себя как богатенький обалдуй, для которого мы все возможная проблема!
— Гарос, не кипятись. Не думаю, что у нас здесь могут быть какие-то дела, — Гэвианет только порадовалась, что сородич получил оплеуху через похвалу. — Я бы не стала злить местных, мне мои глаза ещё дороги. И спрашивать у них про особенности нашей крови тоже не стоит.
Принцесса подумала, что вампиры как-то уж слишком… выделяют свое вампирство. То есть, непохожесть на других. И темнота эта показательная, и все эти якобы угрозы не имели никакого смысла. Разве что пустить пыль в глаза и испугать несведущего. Она устроилась на кровати, глядя как два вполне здоровых парня втаскивают в их комнату большую бадью с водой. И снова появился тот самый приторный запах, от которого гааш крепко чихнула. Специи они в воду бросают, что ли?
— Да я не кипячусь! Но не понимаю, что тут творится! Десять лет назад был же полный порядок! Клан Аркхаарим правил здесь, и не было такого идиотизма! — расстроенно проговорил Гарос, понуро опустив взгляд в пол.
— Ну, знаешь, ты прав. Мои младшие братья наведывались ко мне всего за полгода от вашего прибытия в город. И они ни слова мне не сказали о том, что тут что-то не так, хотя и расспрашивали, да и они не глупые, — признался Фэй, озадаченно дергая ухом.
— Это правда крайне странно. Вионе… Ты ведь знаешь, что случилось с кланом Аркхаарим? Ведь их принц Тароу прекрасно должен помнить в лицо и меня, и Фэя. Он же всегда сидит у своего зеркала и за всеми наблюдает. И если он не примчался до сих пор… Он вообще жив?
— Я не знаю… — глухо пробормотал вампир, повернув голову в сторону Фэя. — Но все началось три года назад, когда… меня сочли предателем и изгнали. Случилась свара между моим отцом и его двоюродным братом, который в последствии и захватил власть в клане. Отца убили, обвинив в государственной измене и готовящемся покушении на тогда ещё живого короля. Я пытался его защитить и вот что вышло. В результате мой дядя, если его так можно назвать, получил сильное влияние при дворе. А что происходит с принцем, мне неизвестно. Возможно, его нет в живых или его держат как ценного заложника, — Вионе опустил голову. Было видно, что воспоминания даются ему с трудом.
Гэвианет печально посмотрела на вампира. Она с ужасом представляла, что дома может быть то же самое. Брат пойдет на брата в попытке захватить власть. От такой мысли гааш поежилась, ощущая неприятный холодок на спине.
Гарос же громко и смачно припечатал ладонь к своему лицу и, пару раз выдохнув, стукнулся головой об стену.
— Не поможет, — угрюмо пробормотал Фэй, с трудом сдерживаясь, чтобы не последовать его примеру.
— Это же не наше дело, правда? — почти жалобно проговорил Гарос, понимая, что ситуация в разы хуже, чем он мог представить.
— Не наше, Гар. Но…
— Но кто, если не мы, — со вздохом подхватил фразу шаман, подходя к служке-вампиренку. — Малец, ситуация херовая, и похоже только ты можешь рассказать нам правду о том, что тут случилось!
Носильщик извернулся и затравленно взглянул на орка, блестя алыми глазенками. Он был ещё довольно молод, но учился держать себя в руках. Впрочем, нападать на столь многочисленную группу он не решился бы даже в состоянии крайнего голода.