Необычные воспитанники

В этом сборнике читатели познакомятся с воспоминаниями бывших коммунаров, ныне заслуженных трудовых пенсионеров, многие из которых проживают в Московской области, в городе, выросшем у станции Болшево, который они закладывали своими руками. Все мы — авторы «Необычных воспитанников» — являемся «детьми государства», теми, кого в далекие, трудные и славные годы спасла Советская власть, подняла «со дна» и вывела в люди.

ВИКТОР АВДЕЕВ,

писатель, лауреат Государственной премии СССР

Василий Назаров НЕОБЫЧНЫЕ ВОСПИТАННИКИ

I

Едва ли у нас в стране найдется хоть один здоровый молодой человек, который бы когда-то не поступал впервые на работу. Но вряд ли кто из них находился в таком затруднении, как я без малого полвека тому назад, а именно в сентябре 1927 года, отправляясь на место своего назначения. После школьной скамьи был секретарем волостного комитета комсомола, мечтал стать летчиком, но вдруг забраковала медкомиссия: выяснилось, что близорук. В райкоме комсомола мне сказали: «Не получилось у тебя, Вася, с делами небесными, займись земными», — и направили в учетно-распределительный отдел МК ВЛКСМ, а те в СПОН МОНО — социально-правовую охрану несовершеннолетних. Так я попал в политруки трудкоммуны для беспризорных «Новые Горки». «Ярославский вокзал знаете? — поощряюще улыбнулись мне на дорогу. — Доедете дачным поездом до Болшева, а там три километра пешочком».

И вот я на окраине поселка Новые Горки перед коммуной № 9. Здание двухэтажное, бревенчатое, стекла в одном окне выбиты, вокруг ни души. Мне сказали, что здесь живут семьдесят воспитанников, недавно подобранных с улицы. Что это за народ? В чем будет заключаться моя работа с ними? Как мне себя вести? Ребят надо просвещать политически? Направлять на правильный жизненный путь? Где та методика, которой мне следует руководствоваться?

Сразу за дачей — лес, невдалеке в зеленых берегах протекает тихоструйная Клязьма. На отшибе небольшой флигелек. Вокруг ни души, даже голосов не слышно. Где же персонал коммуны, мои будущие воспитанники? Я вошел в коридор, открыл ближнюю дверь в огромную совершенно пустую комнату, в конце которой виднелась сцена, полузакрытая полосатым дырявым занавесом. В углу собраны стулья, некоторые валяются на полу. На бревенчатых стенах выцветшие портреты Маркса, Энгельса, Ленина.

«Клуб?»

Но вон висит ящик с красной надписью «Аптечка». Что же это за помещение? Э, да ведь тут живут беспризорники, у них все вверх ногами. Найти бы хоть одну живую душу!

Я вернулся в коридор, постоял и хотел уже ткнуться в следующую комнату, когда увидел мальца, спускавшегося сверху по неширокой лестнице.

— Дружок, — обратился я обрадованно. — Как мне найти заведующего коммуной? Или политрука?

Он даже не взглянул на меня, продолжая медленно спускаться вниз. Ступеньки лестницы скрипели под каждым его шагом. Я повторил свой вопрос и уже хотел загородить мальцу дорогу, когда он, не повернув головы в мою сторону, тихо ответил:

— У заведующего нет кабинета. В комнате счетовода сидит… во флигеле. Политрук с ребятами на футбольном поле.

И продолжал свой путь. Я стоял в полном недоумении.

— Не проводишь меня к кому-нибудь?

Ответом меня малец не удостоил, толкнул наружную дверь. Я последовал за ним. Сентябрьское солнце светило по-летнему, над лесом не виднелось ни одного облачка. Какой чудесный денек! А воздух! Не то, что в Москве. А тут нервы портишь. Мой «спутник» молча зашагал к опушке.

— Ты куда идешь-то? — спросил я.

— Да на футбольное поле ж.

Я с облегчением пошел с ним рядом.

С того дня минуло много лет, но в моей памяти ярко запечатлелся и пустой клубный зал с красной надписью на ящике: «Аптечка», и молчаливый мой спутник. Фамилия его, как узнал я на следующий же день, была Коровин, но звали его все Коровушка. Было ему четырнадцать, и отличался он удивительным спокойствием и неповоротливостью. Коровушка был определен в первый класс коммунской школы и за учебный год пропустил чуть ли не четверть всех уроков. Как-то весной я встретил его в клубе возле той же аптечки и спросил:

— Ну как, читать научился? Что написано на этом ящичке?

Коровушка долго и пристально рассматривал надпись, а потом медленно прочитал, отделяя каждую букву:

— А. Пы. Те. Кы. А.

— Правильно. Так что же получилось?

— Амбулатория.

Все это, повторяю, случилось уж потом, а пока мы с Коровушкой вышли на большой пустырь, заросший травой, по бокам которого маячили жердевые ворота. Десятка два одинаково одетых воспитанников гоняли по нему грязный футбольный мяч. В стороне стоял костлявый мужчина с уныло свисающим носом, в порыжевшей от солнца гимнастерке. Это и был политрук Голенов, его я и приехал сменить. Мы познакомились. Ребята не обращали на меня никакого внимания.

Вечером у нас с Голеновым состоялась беседа. Я пытался выяснить, в чем заключались обязанности политрука, узнать специфику моей будущей работы в коммуне. Голенов уныло слушал, а потом сказал: