Необычный ангел

Старший серафим, разумеется, был занят. Его принял помощник старшего серафима, очень деловой и любезный чиновник. Он ничуть не удивился, что Епифанию известно, для чего потребовалось закупить романы писателей-юмористов.

- Видите ли, - сразу же приступил он к объяснениям, последние опросы показали, что популярность рая среди людей резко упала. Более того, даже блаженные не ценят в полной мере своего счастья. Будем говорить откровенно - им в раю скучновато. Прежде для их полного блаженства достаточно было звуков арф, но теперь нужно придумать нечто совсем иное. Конкуренция очень сильна, и если мы хотим победить, необходимо шагать в ногу со временем, воздействовать прежде всего на фантазию. Мы начнем с раздачи юмористических книг и организуем большие представления, словом, постараемся всячески скрасить блаженным пребывание в раю.

- Все это не вызывает сомнений, - ответил Епифаний, - но мне кажется, что недостаточно просто раздать юмористические книги. Одно это не пробудит у блаженных способности смеяться. К тому же вам прекрасно известно, что смех противоречит понятию, абсолюта. А на этом принципе основано...

- Конечно, - прервал его помощник серафима, - мы это учитывали. Нам ли не знать, что в царстве небесном господствует абсолют? Но почему бы не влить в души блаженных малую дозу относительности, ну, скажем, два процента. Мы сохраним девяносто восемь процентов абсолюта, и одновременно блаженные обретут способность к смеху. Мои доводы убедили вас?

- Простите, - возразил неугомонный Епифаний, - но абсолют - это абсолют, не так ли?

- Э, перестаньте, - вежливо упрекнул его чиновник. Нельзя так жонглировать словами. - И, внезапно протянув ему руку, ледяным тоном произнес: - Счастливого пути.

Епифаний вышел от помощника серафима, негодуя на самого себя. С какой стати ему вздумалось лезть не в свое дело? Откровенно говоря, его мало беспокоили будущее рая или незыблемость понятия абсолюта. Его действиями руководила любовь к логике. Он ненавидел любые приблизительные выводы и решения. Как можно совместить абсолют с относительностью? Впрочем, им виднее.

"Но теперь и вправду жди чудес", - не удержался от злорадной мысли бывший ангел-хранитель.

На следующий день он отправился на Землю, полный самых радужных надежд. За ночь он до мельчайших подробностей обдумал хитроумный план. Все свои дела он выполнит за неделю, а вторую неделю проведет в Барселоне, родном городе Хосефы. Важных чиновников рая он убедит, что Испания, и особенно Барселона, стала главным центром книжной торговли. А пока что он одну за другой облетал столицы крупных государств. Издатели и книготорговцы из кожи лезли вон, стараясь его ублаготворить. Ведь он заказывал совершенно невероятное количество книг.

У Епифания зародилось даже подозрение, не вступил ли кто из чиновников небесной канцелярии в сговор с издателями, задумав изрядно нажиться на операции "Юмор". Однако конкретных доказательств у него не было, и он предпочел не доискиваться правды.

И вот, наконец, он в Барселоне. Неделя, проведенная в этом городе, принесла ему и радости и муки.

Ангелам категорически запрещено принимать человеческое обличье, за исключением тех случаев, когда это диктуется целями их секретной миссии. Поэтому Епифаний мог наблюдать за Хосефой, лишь оставаясь невидимым. Девушка посещала лекции в университете, и ее всегда окружали однокашники. Для Епифания это было причиной невероятных мучений. Почти все студенты были, как видно, бунтарями; время от времени они собирались на митинги и выкрикивали какие-то непонятные лозунги. Каждый раз полиция немедля пускала в ход дубинки и разгоняла демонстрантов. Новый ангел-хранитель Хосефы был явный глупец и бездельник - он преспокойно позволял ей быть в самой гуще схваток с полицией. А ведь девушке вполне могли дубинкой проломить голову.

Как-то Епифаний с чердака наблюдал за сходкой студентов. Он не столько следил за их речами (а они все говорили о политике), сколько не спускал глаз с обожаемой Хосефы. Она тоже произнесла взволнованную речь, и ей дружно аплодировали. Когда она вернулась на свое место, к ней подошел худой, темнокожий студент. Епифаний придвинулся поближе.

- Бесполезно настаивать, - говорила Хосефа, - ты мне нравишься, но я в тебя не влюблена.

- Ты влюбилась в другого?

- Может быть, и так.

Больше она ничего не сказала, но и это "может быть" звучало для ангела приятнее райской музыки.

Он вернулся в рай преисполненный самых нелепых грез.

За удачную покупку книг он удостоился всеобщих похвал. Старший серафим поблагодарил его за хорошую работу.

Все книги были занесены ангелами-кладовщиками в каталог, а затем центральное управление приказало раздать блаженным творения знаменитых юмористов Марка Твена, Джерома К. Джерома, Вудхауза и других.