Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2, том 2

Для лекций по вопросам педагогики пригласили наиболее опытных учителей, имевшихся в Шкотове: Шунайлова, Чибизова, Ланового. Политическую часть программы взяли на себя Тебеньков и Костромин, а теорию пионерского движения и организацию работы отрядов должны были провести Алёшкин и Пашкевич. На последнюю легла основная часть работы по организации практических занятий. Кстати сказать, эти занятия должны были заключаться в проведении каждым курсантом пионерских сборов в одном из шкотовских отрядов.

Наконец, смета была составлена, утверждена, нужные деньги получены, необходимые пособия и принадлежности приобретены, вопрос с размещением и питанием курсантов решён. Между прочим, последнее удалось легко с помощью всё того же Чибизова, заведующего школой крестьянской молодёжи, разрешившего занять для общежития одну из комнат интерната, для питания пользоваться столовой школы, внеся необходимую плату, а для занятий использовать один из её же классов. Были отправлены вызовы вожатым отрядов с приглашением на курсы.

Надо сказать, что решение вопроса о кандидатурах слушателей вызвало на бюро райкома ВЛКСМ немало споров. Ведь кроме семи шкотовских вожатых, можно было вызвать из района всего 12 человек, а там имелось уже более 30 отрядов. Но, наконец, и этот вопрос был улажен.

На все приготовления ушло почти полтора месяца. Тем временем Катя успела окончательно поправиться и стала принимать самое деятельное участие в подготовке к проведению курсов, Борису стало сразу легче. А самое главное, его Катеринка опять почти целыми днями находилось рядом с ним, иногда им удавалось даже обменяться поцелуями. Но о женитьбе он не переставал думать даже во время этой напряжённой работы, решил так: после проведения курсов обратиться к Дорохову с просьбой о переводе в какой-нибудь другой район, обещать там поднять работу с юными пионерами, если она ещё слаба, и жениться.

В этот период времени из-за приезда к Пашкевичам мужа Людмилы Катя вынуждена была переселиться в комнату к сёстрам – столовую отдали Сердеевым, и вечерние встречи Бориса с нею прекратились. Они за это вознаграждали себя днём, стараясь при каждом удобном случае остаться вдвоём. В это время Катя была с Борисом так ласкова и добра, что он находился наверху счастья.

Курсы, во время которых все их организаторы и преподаватели работали с самым большим энтузиазмом и старанием, прошли очень продуктивно. Алёшкин получил хорошие отзывы о них и от своих партийных и комсомольских руководителей, и от Кочергина, приезжавшего из обкома комсомола, чтобы ознакомиться с новой для Приморья формой работы. Борис уже планировал проведение подобных курсов и в весенние каникулы 1928 года с тем, чтобы охватить к лету всех вожатых района, но вдруг… Да, опять это проклятое «вдруг»!

В конце декабря, в последний день занятий на курсах, когда большинство курсантов решило сфотографироваться вместе с Алёшкиным и секретарём райкома ВЛКСМ Тебеньковым (Катя сниматься категорически отказалась, несмотря на усиленные уговоры и Бориса, и всех слушателей, хотя причины отказа так и не объяснила, и лишь много лет спустя Борис узнал, что отказ этот был вызван не капризом её, а тем, что у неё не было приличного или нового платья, она стеснялась сниматься в единственном стареньком, в котором ходила на занятия), Борис получил письмо заведующего угольнинской школы железнодорожников, в котором тот просил Алёшкина немедленно прибыть в школу. Борис предполагал, что произошло какое-нибудь чрезвычайное событие в одном из железнодорожных пионерских отрядов, и поэтому заволновался.

Однако, приехав на Угольную и явившись к заведующему, был прямо-таки огорошен полученным известием. Оказалось, что по распоряжению наркома путей сообщения, которому подчинялись все железные дороги страны, товарища Томского, должности инспекторов деткомдвижения упразднялись и оставлялись оплачиваемыми только должности вожатых отрядов, причём далеко не при всех школах. Угольнинской школе дали ставку только одного пионервожатого, таким образом, кроме Алёшкина, подлежал увольнению и второй вожатый. Заведующий школой предложил Борису стать единственным вожатым, но тот не согласился. Во-первых, он значительно терял бы в окладе, а во-вторых, и, пожалуй, это было главным, он не хотел вытеснять парня, жившего на станции Угольной и занимавшего эту должность. Второй или, вернее, вторая вожатая жила на Седанке, на работу ей приходилось ездить на поезде, и она была даже рада этому увольнению.

Вернувшись в Шкотово, Алёшкин доложил о своём увольнении секретарю райкома ВЛКСМ Тебенькову. После того как тот посовещался с Костроминым и выяснил, что по райкому на 1928 год оплачиваемая должность председателя бюро юных пионеров не запланирована, Борис передал свои дела инструктору райкома Грише Герасимову, а сам, получив соответствующую бумагу, направился в распоряжение обкома ВЛКСМ в город Владивосток.