Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том 1

Раньше они выменивали табак на рыбу и меха у моряков пароходов, заходивших в бухту. Сейчас пароходов не стало, пропала и возможность обмена. Среди многочисленных запасов различных семян, предусмотрительно взятых с собою Акулиной Григорьевной, нашлись и семена табака. Посеянные в девственную почву, удобренную золой, появившейся от сжигания валежника и выкорчеванных пней на площадке, разработанной под огород, семена табака прекрасно взошли и к середине лета 1922 года дали большой урожай. Выменивая листья этого табака, прошедшего под руководством Петра Яковлевича некоторую обработку, на мясо, мех и даже на царские деньги у ороченов, семья Петра получила побочный источник дохода.

Срубленный лес сплотили и подготовили к погрузке на пароход, но японцы так и не приехали. Зато с проходящего куда-то на север пассажирского судна на шлюпке Михаилу Пашкевичу доставили письмо о его компаньоне, который уехал на первом пароходе после погрузки леса. Получив это письмо, Михаил Яковлевич стал мрачнее тучи, и даже ближайшие домашние (жена и дети) боялись к нему подступиться. Содержанием полученного письма, да и то – больше по необходимости, так как сам был не очень грамотен и написанное разбирал плохо, он поделился только с сыном Гавриком. Последний после прочтения буквально впал в бешенство, причём кроме проклятий, невероятно грязных ругательств, направленных в никуда, Гаврик нашёл и конкретное применение своему гневу. В этом письме, по сведениям, полученным неизвестно из каких источников, наряду с прочими, предостаточно неприятными для Михаила Пашкевича и его белобандита-сына новостями, сообщалось и то, что старшая дочь его брата Петра, Людмила, вступила в какую-то безбожную и пакостную организацию, называемую «комсомол».

Ни сам Михаил, да, пожалуй, никто из семьи Петра Яковлевича, в то время даже и не представлял себе, что это такое за комсомол, хорошо знал это только бывший белый офицер Гаврик. Его бешенство нашло выход. В своём обычном пьяном состоянии он, схватив топор, бросился в дом к Петру, чтобы зарубить Акулину Григорьевну, родившую и вырастившую такую дочь. К счастью, той дома не оказалось. Излив свой гнев на ни в чём не повинных скамьях и столе, Гавриил Пашкевич бросился искать Акулину Григорьевну во дворе, но та, уже предупреждённая рабочими, надёжно спряталась. Члены её семьи – мужчины Андрей, Семён Игнатьевич, да кое-кто из рабочих, приготовились её защитить (все они имели огнестрельное оружие). Протрезвевший от бешенства Гавриил, будучи порядочным трусом, счёл за лучшее исчезнуть из посёлка. Говорили, что он убежал куда-то в лес к белобандитам, у которых и скрывался.

А Михаилу Пашкевичу было от чего помрачнеть. Дело в том, что ещё осенью 1921 года, в ноябре, японцы двинули Белогвардейскую армию генерала Молчанова против правительства ДВР, но войска НРА, возглавляемые командармом Блюхером и комиссаром Постышевым, не только отразили этот удар, но и 10 февраля 1922 года сами перешли в наступление и к концу весны освободили от белогвардейцев почти весь Дальний Восток.

В руках белых, по существу, оставался только один Владивосток, где они организовали своё правительство во главе с генералом Дидерихсом, причём западной границей этого последнего белогвардейского «государства» в России была станция Угольная, в 30 километрах западнее города.

Тем временем под давлением общественности самой Японии, под дипломатическим нажимом советской России и в связи с обострившимися противоречиями с США японское правительство вынуждено было свои войска с Дальнего Востока вывести. 25 октября 1922 года при отходе последнего парохода с японскими войсками остатки белых маленькими группами разбежались по Уссурийской тайге, к одной из групп и попал Гаврик. В этот день во Владивосток вошли войска Народно-революционной армии и части Красной армии под командованием И. П. Уборевича, завершив этим освобождение Приморья. 14 ноября 1922 года Народное собрание ДВР приняло решение о ликвидации республики и о вхождении Дальнего Востока в состав РСФСР.

Всё это, может быть, не так подробно и точно, было изложено в письме, полученном Михаилом Пашкевичем. Он понял, что заключивший с ним подряд лесопромышленник за лесом не вернётся; его компаньон тоже, вероятно, уже благополучно прибыл в Японию, и теперь ему, Михаилу, конечно, не удастся получить тех огромных прибылей, на которые он рассчитывал, и что самое главное – ему не удастся, ни одному, ни с семьёй в ближайшее время выбраться из бухты Датта, следовательно, он не сможет попасть за границу.

У Михаила Пашкевича имелись определённые накопления за лес, проданный весной, но продолжать дальнейшие разработки, а тем более кормить всю эту ораву, к которой он, не смущаясь, причислял и семью брата, совершенно не собирался.