Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том 1

Наконец, с разборкой Катиных узлов и устройством постели было покончено. Молодые хозяева уселись около стола, и Катя получила возможность рассмотреть своё собственное жилище. Конечно, назвать его даже приличным, с современной точки зрения, да, пожалуй, и вообще, было бы нельзя: убогая, грязноватая, тёмная комната (окно-то выходило в узкий двор), обставленная донельзя бедной обстановкой. Но ведь это их жильё, их собственная квартира! Они могли, заперевшись на крючок или на замок, никого к себе не пускать и остаться одним. Они вдвоём – в целом мире! И это наполняло их сердца таким счастьем, что убогость комнаты не могла иметь значение.

И вот, когда они с сияющими глазами сидели около «своего» стола, на «своих» стульях (хозяйка заменила табуретку венским стулом), переглядываясь, готовые каждую секунду разразиться беспричинным радостным смехом, в дверь их комнаты кто-то тихонько постучал.

Катя наскоро, пригладив растрепавшиеся волосы, оглядев своё платье, вопросительно взглянула на Бориса, а тот важно, с достоинством произнёс:

– Войдите.

Дверь приоткрылась и в неё не прошёл, а как-то очень тихо и ловко, согнувшись в вежливом полупоклоне, проскользнул невысокий китаец, прижимавший к груди меховую шапку. Одет он был так, как обычно одеваются китайские лавочники: в длинный шёлковый ватный халат чёрного цвета, с застёжками на боку, из-под которого выглядывала чистая шёлковая куртка и шаровары. Растительности на лице у него не было, а сзади по халату змеилась длинная и тонкая коса.

Борис и Катя недоумённо переглянулись. Потом, однако, чувство вежливости и гостеприимства, присущее русским людям, победило их изумление. Катя пересела на кровать, а Борис пододвинул к пришедшему китайцу её стул и предложил сесть, тот от приглашения отказался. Он согнулся в поклоне ещё ниже, затем выпрямился и произнёс тихим, еле слышным голосом:

– Здласте! Моя Ли Фу Чан. Моя магазина тута лядом во дволе стоит. Ваша капитана тепель тут живи. Тебе чиво-чиво нада, моя магазина покупай. Моя магазина шибко шанго есть. Его, – он указал пальцем на Катю, – мадама сама ходи, выбилай, чиво есть, чего нету – скажи, моя потом плинеси. Сама ничего неси не нада, всё бойка плинеси. Деньга плати не нада, тибе, капитана, запиши, моя книжка запиши: потом, когда хочу, деньга есть, отдавай. Холосо!

Борис и Катя переглянулись: они знали ещё по Шкотову, что китайские торговцы охотно дают товары в долг, чтобы привлечь к себе покупателей, но с тем, чтобы торговец вот так ловил покупателей на дому, они встретились впервые.

Борис поблагодарил за предложение и сказал, что они, вероятно, им воспользуются и, может быть, даже сегодня. На лице торговца появилась улыбка, он шагнул вперёд, достал из кармана тоненькую книжечку в светло-коричневой картонной обложке, положил её на стол и, указывая пальцем, сказал:

– Тебе чиво бели, эта книжка пиши, моя своя пиши. Моя магазина тебе, когда хочу ходи – утло, вечела, ночью, только на дволе маленькая двелка – стучи, моя отклывай. До свиданья, мадама, до свиданья, капитана.

После этих слов он также бесшумно, как и появился, выскользнул в дверь. А молодые хозяева несколько минут смотрели друг на друга, а затем расхохотались.

– Ну вот, я уже и мадама, а ты капитана! Здорово! Однако есть-то всё-таки хочется. Мама мне дала пирожков, но этого мало. Иди-ка, Борька, к этому Ли Фун Чану, посмотри, что у него взять можно, сообразим обед. Ехать куда-нибудь в большой магазин мне не хочется.

Не хотелось этого и Борису, он думал об одном – скорее бы остаться с Катей наедине, ведь завтра он с ней увидится только вечером, и так будет каждый день до следующего воскресенья. Надев шапку, он выскочил во двор.

Между прочим, ещё по дороге с вокзала, он узнал от Кати, что её мать, вернувшись из Хабаровска несколько дней тому назад, по мере возможностей, стала готовиться к свадьбе второй дочери. А возможности эти были очень ограничены: ни денег, ни каких-либо значительных запасов одежды у Пашкевичей не было. Акулине Григорьевне пришлось очень трудно. Только при помощи своих родственников и денег, заработанных Андреем, она сумела справить для невесты постель и самое необходимое нательное бельё, всё остальное у Кати оставалось старым. Но сама невеста и, тем более, жених о каком-либо приданом как-то даже и не помышляли. Может быть, потому, что оба они были ещё слишком молоды, а может быть, потому, что комсомольцы того времени ко всем этим старорежимным предрассудкам, «тряпкам» относились чуть ли не с презрением. Вероятно, поэтому молодые, поселяясь отдельной семьёй, даже и не вспомнили о посуде.

Когда Борис зашёл через чёрный ход в лавку Ли Фун Чана, то первое, что он увидел, это был сам хозяин её, сидевший около прилавка и, видимо, с наслаждением пивший из красивой фарфоровой пиалы горячий чай. Бориса словно что-то стукнуло: «Обедать? А как? Ну, пирожки мы так съедим, а если я принесу сейчас какой-нибудь еды, на чём и чем мы её есть будем? У нас ведь ни тарелок, ни вилок, ни чашек, да и вообще ничего из посуды нет», – подумал он.