Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том 1

Через полчаса Борис и Катя сидели в крошечной, плотно заставленной мебелью, видно, перевезённой из квартиры значительно большего размера, комнатке и рассказывали маленькой седенькой старушке Цикиной о жизни и работе её сына на Дальнем Востоке. Не представляя себе этот край, она полагала, что сын живёт чуть ли не в лесу, спит чуть ли не на сырой земле и вообще находится в ужасных условиях. Письмам его она не верила, поэтому со вниманием слушала рассказы живых людей, совсем недавно видевших её сына и подтвердивших ей не только словами, но и всем своим видом и поведением, что жизнь во Владивостоке такая же, как и в Москве, и что единственное, чего там, пожалуй, меньше, так это фруктов и овощей. Подтвердилось это тем, что на следующий же день Борис, пойдя в магазин, приволок целую кучу банок самых разнообразных овощных консервов, компотов и варенья, купленных на Тверской (тогда ещё не переименованной в улицу Горького). А его жена, сопровождая хозяйку на Тишинский рынок, буквально набросилась на всякие соленья и свежие яблоки, продававшиеся, как говорила Цикина, по бешеным ценам.

Несколько первых дней командировки для Бориса Алёшкина прошли как в чаду: заседания в Главрыбе на балансовой комиссии, подготовка всякого рода дополнительных объяснений по многочисленным вопросам, возникавшим в ходе рассмотрения отчёта треста и, наконец, как заключительный аккорд этой эпопеи, приём у наркома торговли А. И. Микояна. Хотя длился он всего10–15 минут, но на Бориса произвёл большое впечатление и запомнился на всю жизнь. Нарком принимал целую группу представителей рыбопромышленных организаций, прибывших с разных концов страны с годовыми отчётами. Председатель Главрыбы в несколько минут представил наркому прибывших работников трестов, изложил положение с добычей рыбы в прошлом году и основные контрольные цифры на 1933 год. Нарком задал ряд вопросов представителям, в частности он обратился и к Алёшкину:

— Дальневосточный Траловый трест в 1932 году работал плохо. Мы даём скидку на организационный период, но в этом году будем спрашивать со всей строгостью, — сказал Анастас Иванович своим гортанным голосом с очень заметным и таким непривычным для Бориса кавказским акцентом.

Затем, взглянув на Бориса и слегка улыбнувшись, видимо, тому, что перед ним в качестве представителя солидного союзного учреждения находился растерявшийся и покрасневший до ушей, совсем ещё молодой человек, чуть ли не юноша, добавил:

— Даже несмотря на вашу молодость!

Тут же Микоян подписал ряд документов — просьб в различные наркоматы об оказании определённой помощи рыбопромышленным организациям. Письма эти готовились в Главрыбе с участием представителей с мест; было несколько писем, имевших отношение и к Дальневосточному Траловому тресту: одно в Наркомат тяжёлой промышленности с просьбой о срочной отгрузке на Дальний Восток для нужд тралового флота стальных тросов различной толщины, другое в Главуголь с просьбой о первоочередном снабжении углём тралового флота, третье в ЦК ВЛКСМ, с просьбой помочь вербовщикам треста, работавшим в центральных губерниях и областях РСФСР, в части вербовки комсомольцев для службы на траловом флоте Дальнего Востока. Все эти письма Борис Яковлевич лично развёз по соответствующим адресам, добился приёма у нужных руководителей и получил от них заверения в том, что просьбы треста, поддержанные Микояном, будут выполнены.

Собственно, этими делами и заканчивалась командировочная миссия Алёшкина, они отняли около недели. Проводив во Владивосток главного бухгалтера треста и добившись авансовых ассигнований от Главрыбы на весеннюю путину 1933 года, Борис вступил, так сказать, в отпускной период. Первое, что он решил сделать — это отыскать дядю Митю, то есть Дмитрия Болеславовича Пигуту. Ещё в 1931 году Алёшкины получили письмо от младшей сестры Бориса, Нины. В нём она сообщала, что её бабушка А. П. Смирнова, у которой она воспитывалась в Костроме, умерла, сама Нина окончила среднюю школу и собиралась поступать в медицинский институт. По-видимому, она будет учиться в Москве, и если не удастся получить место в общежитии, то поживёт у дяди Мити, который, якобы, перебрался в столицу и теперь жил там. Борис ответил на это письмо, дал свой владивостокский адрес. В ответном письме он сожалел, что не может взять Нину к себе, так как во Владивостоке нет мединститута. Вскоре пришло письмо и от дяди Мити, он писал, что вопрос с Нининой учёбой решён. В 1932 году она будет сдавать экзамены в Первый Московский мединститут и, если поступит, будет там учиться. Первое время она поживёт у него, а затем, если не получится с общежитием, то снимет у кого-нибудь угол. В своём письме Дмитрий Болеславович, по старой привычке в переписке с родными, так, по крайней мере, подумал Борис, сообщал не домашний, а служебный адрес. Это была какая-то санитарно-эпидемическая лаборатория Водздравотдела, размещавшаяся где-то в Нижних Котлах.