Пожалуй, только теперь, через полвека, когда мы пишем эти строки, люди стали понимать, как важно оберегать природу, в том числе и любые водохранилища, и реки от загрязнения. В то время этому вопросу значения не придавали.
Подобные требования, а также стремление доказать свою правоту через центральные органы и вызвали ссору Дмитрия Болеславовича Пигуты со всем начальством города Кинешмы. Естественно, что в таких условиях оставаться там и работать ему стало невозможно, он был вынужден уехать из родной Костромской губернии, которую так любил, которая была дорога ему как родина, как память детства. Необходимость переезда в Москву объяснялась ещё и заботой о будущем сына. Костя после школы должен был учиться в каком-нибудь вузе, а таких, как известно, ни в самой Кинешме, ни поблизости не было. Отпускать сына одного в Москву оба родителя не могли, поэтому и было принято решение о перемене места жительства. Если со службой в столице трудностей не возникло (столь квалифицированному санврачу, как Пигута, работа нашлась сразу), то с жильём дело обстояло хуже. Начиная с 1924 года— времени переезда дяди Мити в Москву, количество жителей в столице стало быстро возрастать, а жилой фонд увеличивался очень медленно. Примерно год Дмитрий Болеславович перебивался, живя то у Соколовых, то у других знакомых, то снимая различные углы. Это обходилось недёшево, и он, наконец, решился вступить в жилищно-строительный кооператив. Пришлось ждать ещё около двух лет, пока кооператив, где Пигута постепенно добрался до членов правления, начал строительство группы домов, в одном из которых получал квартиру и он. В то время строительство на окраинах Москвы в основном было деревянным. Велось оно медленно, так как использовались дедовские методы — топор, пила и лопата. Вот поэтому дом, начатый ещё в 1928 году, в 1933 году всё ещё не был достроен.
Теперь, как с энтузиазмом заявил дядя Митя, дело близилось к концу, внутреннее устройство квартиры должно быть готово самое большее через год, и их семья соединится. Он жаловался:
— Очень трудно жить на две семьи. К тому же и Костя балуется: то он живёт и учится в Кинешме, то в Москве, разные школы — разные требования, а следовательно, и разные успехи. Перевозить Анну Николаевну в такой сарай просто невозможно. Да, кроме того, надо в Кинешме обстановку беречь, ведь если она оттуда уедет, то нужно и всю мебель забрать, а куда её деть? Вот так и живём врозь. Ну, да надеюсь, что скоро это закончится.
Рассказал дядя Митя взрослому племяннику и о своих служебных делах. После очередной ссоры с руководством бассейновой санитарно-эпидемической лаборатории горздравотдела Пигута ушёл оттуда и некоторое время находился в довольно затруднительном положении. Но вот, в конце 1931 года по рекомендации одного своего однокашника по Военно-медицинской академии, занимавшего солидный пост в органах здравоохранения, он был принят санитарным врачом на Сельхозвыставку. Правда, в то время для неё ещё только отводилась территория, большая часть её будущих экспонатов находилась где-то в колхозах и совхозах и, может быть, даже и не предполагала того, что она будет удостоена такой чести, как быть представленной на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке. Правительство, однако, уже приняло решение о том, чтобы выставка стала постоянно действующим центром, способным демонстрировать наивысшие достижения сельского хозяйства страны Советов, и неким почётным стимулом для работников сельского хозяйства. Для размещения сельскохозяйственной выставки отвели обширную территорию в районе Останкино по соседству с уже начавшим развиваться Ботаническим садом Академии наук. Как известно, территорию бывшей сельскохозяйственной выставки около Крымского моста (там она была с 1924 года), решили передать Центральному парку культуры, и там уже начали соответствующие работы.