В эту ночь старшина таким образом одевал и раздевал курсантов раза четыре, чем, кажется, довёл их до такого состояния, что они были готовы его растерзать. Лишь последний раз скорость и качество одевания его удовлетворили. Он уже более добродушно сказал:
— Ну, кажись, немного натренировались: за 45 секунд оделись, а нужно за 30, учтите!
После этого ещё не раз старшина устраивал репетиции с одеванием и раздеванием, а когда добился-таки скорости в 30 секунд, добавил к этому надевание шинели, взятие противогазов, лопаток, вещевых мешков и винтовок. Недели через две к этому добавился выход на улицу и построение на плацу.
Как ни кляли курсанты старшину в душе и вслух в своём «солдатском клубе», а эти многократные тренировки пошли на пользу. Они, конечно, были не прихотью старшины, как многие, не подумав, говорили, а запланированным обучением. Одна из последних таких тревог, проведённая часа в два ночи, закончилась тем, что на плацу, куда выбежали и торопливо построились курсанты, их ожидали командиры взводов, политрук и командир роты. Когда старшина после обычных команд «равняйсь», «смирно» подбежал к командиру роты и доложил ему о полной боевой готовности подразделения, тот взглянул на часы, улыбнулся и, выйдя на середину между вытянувшихся и замерших по команде курсантов, сказал:
— По тревоге вышли из казармы за полторы минуты! От лица службы объявляю роте благодарность.
Надо было присутствовать при этом, чтобы увидеть и понять, с какой неподдельной радостью и гордостью сотня молодых ребят, уже наученная отвечать на всякие приветствия, согласованно и дружно гаркнула:
— Служим трудовому народу!
После этого Константинов сам скомандовал «вольно» и громко сказал старшине:
— Хорошо постарались, товарищ Белобородько, отведите роту в казарму. Завтра подъём в восемь часов.
Долго ещё после этой тревоги курсанты перешёптывались, лёжа в постелях, и на все лады хвалили своего настырного старшину.
Тревога, о которой мы только что рассказали, происходила уже после возвращения части полка, находившейся в боях на границе. В марте 1930 года, когда снег кое-где начал подтаивать и образовывать большие лужи, за ночь покрывавшиеся довольно прочным ледком, произошла общая полковая тревога, причём на этот раз она проходила по всем боевым правилам. Заранее о ней не знали не только курсанты-красноармейцы, но даже все средние командиры до командира роты включительно.
Как и в предыдущие разы, подъём по тревоге происходил почти в полной темноте, горела только одна маленькая лампочка на столе у дежурного. Дежурные всех рот были связаны телефоном со штабом полка, сигнал тревоги передавался специальным звонком, и дежурный без какой-либо команды обязан был немедленно поднять всех людей по тревоге. Средние командиры жили в специальном городке, расположенном несколько в стороне от казарм, около штаба дивизии. К каждому командиру был прикреплён связной, который по тревоге должен был одеться быстрее всех, добежать до квартиры командира, разбудить его, вернуться и встать в строй. Естественно, что на роль связных старшина назначал тех, кто занимал первые места в соревнованиях по сбору по тревоге. Среди таких оказался и Алёшкин, он был назначен связным к командиру взвода Новикову.
В эту тревогу, одевшись, Борис чуть ли не первым выскочил из казармы и помчался к дому, где жил комвзвода. Рядом с ним, впереди и сзади бежали связные других рот и взводов. Достаточно было лёгкого стука в окно, чтобы разбудить Новикова. Увидев освещённое луной лицо Алёшкина, Новиков махнул ему рукой, и Борис помчался обратно. Он успел приблизиться к строящейся роте в тот момент, когда из казармы выбегал последний курсант. А почти следом за ним прибежал и командир взвода Новиков, он выглядел так, как будто бы и не ложился спать. Осмотрев бойцов своего взвода, он подошёл к появившемуся на плацу командиру роты и что-то тихо доложил ему. Почти сейчас же к Константинову вышли с докладом командиры второго и третьего взводов, после чего тот подбежал к командиру полка Родионову, стоявшему посреди плаца.
Потом оказалось, что рота одногодичников на этой первой полковой тревоге по скорости явки оказалась второй: первое место заняла полковая школа. Но это случилось только единственный раз, во всех последующих полковых и дивизионных тревогах, а они происходили довольно часто, первая рота 5-го Амурского полка всегда занимала первое место. В этот раз после сбора по тревоге командир полка заставил несколько раз промаршировать полк вокруг плаца.
В дальнейшем были и такие тревоги, когда полк и даже дивизия целиком совершали трёх-пяти, а затем и 10-километровые марши, осуществляли погрузку и выгрузку в вагоны, направлялись на стрельбище, где проводили стрельбу и т. п.
Глава третья