Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том 1

Первая бомбёжка, которую пришлось испытать медсанбату, показала, как легко люди поддаются страху, панике, особенно если причина, вызвавшая этот страх, неожиданная и встречается в их жизни впервые. Более 90 % личного состава медсанбата никогда не видели и не испытывали на себе воздушных бомбардировок, а те, кто её испытал в первые дни войны в условиях полной неподготовленности, поддались панике вместе со всеми. Лишь единицам удавалось сохранить самообладание, и среди них, к счастью, был энергичный политрук Клименко. А вот комиссар Барабешкин паниковал вместе со всеми, и поэтому вместо руководства людьми поспешил убежать от железнодорожной линии как можно дальше и укрыться где-то вдалеке. Растерялся и командир медсанбата.

Всё это – лай зениток, свист и разрывы беспорядочно сбрасываемых фашистскими стервятниками бомб, а затем и рёв моторов наших истребителей, взлетавших чуть ли не над головами перепуганных медсанбатовцев с Тушинского аэродрома, – заставило почти всех дрожать от страха. Казалось, что этот налёт и начавшийся воздушный бой длится уже несколько часов, хотя на самом деле прошло не более 20–25 минут, как раздалась новая команда:

– По вагонам!

Все стали карабкаться по сыпучей насыпи наверх, пришлось попыхтеть. Насыпь песчаная, высокая, и если вниз по ней все скатились очень быстро, то добраться к вагонам оказалось значительно труднее. И только новый приказ начальника эшелона:

– А ну, скорей поднимайтесь! Эшелон сейчас тронется, здесь останетесь… – заставил всех напрячь силы и наконец-таки забраться в вагоны.

Некоторым это пришлось делать уже на ходу при помощи других. Ведь следует помнить, что вагоны-то были товарные, и никаких вспомогательных лестниц для входа не было, а среди врачей были и женщины, и пожилые люди.

Вскоре место бомбёжки осталось далеко позади, а ещё через час позади осталась и Москва.

Глава пятая

Постукивая колёсами на стыках рельс, отбрасывая в сторону клочья дыма и пара из паровозных труб, эшелоны почти впритык друг к другу мчались по Октябрьской железной дороге в сторону Ленинграда. Предварительная проверка, проведённая на одной из коротких остановок по всем вагонам, показала, что потерь ранеными или убитыми среди личного состава медсанбата нет. Многие в момент посадки перепутали вагоны и лишь после этой остановки разыскали свои, а нескольких человек пока так и недосчитались. Среди них оказался и комиссар Барабешкин.

Между прочим, как выяснилось много лет спустя, эта бомбёжка была первой бомбёжкой Москвы.

Стало известно, что эшелоны дивизии следовали на станцию Чудово-Московскую, чтобы затем через станцию Батецкую повернуть на Лугу.

Во всех вагонах ещё долго не могли заснуть, на разные лады обсуждая происшедшее. Но, наконец, все угомонились и улеглись спать. Борис и Тая во время бомбёжки прятались рядом, по команде они забрались вместе в вагон санитарного взвода, и когда Борис на первой же остановке хотел перейти в вагон, где ехал операционно-перевязочный взвод, Тая упросила его остаться с ней. Он только сбегал в свой взвод и предупредил, что не отстал от поезда, не пострадал, а едет в вагоне санвзвода. Покладистый Симоняк согласился его отпустить.

Вернувшись в вагон к Тае, Борис улёгся рядом с ней на нарах около окна, и они укрылись его шинелью. Усталость брала своё, и через несколько минут после отправления и Борис, и Тая спали крепким сном. Разбудил их крик старшины Краснопеева, открывшего дверь вагона:

– Подъём! Завтрак!

С этими словами он сунул прямо на пол вагона на разостланную кем-то газету несколько буханок хлеба и поставил рядом с ними ведро, наполненное горячей пшённой кашей, с плавающим в ней большим куском сливочного масла. Все зашевелились, стали подниматься, выскакивать из вагона. Кто-то бежал в ближайшие кусты, росшие неподалеку от путей, на которых стоял поезд, кто-то направился к водопроводной колонке, чтобы поплескаться в воде, лившейся из неё довольно сильной струёй.

Поезд находился на какой-то маленькой станции и уже готовился вновь отправиться в путь, поэтому ко всем выскочившим из вагонов подбегали старшины, командиры взводов и рот и торопили заканчивать свои неотложные дела и возвращаться в вагоны.

Борис с Таей тоже спешили. Скворец подбежала к группе врачей-женщин, возглавляемой Розалией Самойловной Крумм, которая заявила, что она не намерена бегать по кустикам и умываться под железнодорожной паровозной колонкой, а пойдёт для этого на станцию. Так, под её предводительством вся женская группа врачей и несколько пожилых медсестёр отправились к видневшемуся шагах в пятистах зданию станции.

Борис тем временем успел побывать и в кустах, и умыться под краном, и невольно вспомнить свою поездку из Кинешмы на Дальний Восток, когда ему приходилось пользоваться такими же железнодорожными «удобствами», улыбнулся и подумал: «Всё в жизни повторяется». Затем он нашёл Сангородского и получил у него разрешение продолжать поездку в вагоне санвзвода. Правда, политрук Клименко возражал против такого нарушения порядка, но после короткого разговора с Сангородским согласился.