Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том 1

Слушателям курсов усовершенствования, на которых учился Алёшкин, на кафедре Гориневской показали новый, современный для того времени способ обработки огнестрельных ран. Любая, даже самая маленькая огнестрельная рана рассекалась вдоль направления кожных линий, в зависимости от глубины на 3–5 сантиметров и даже больше, по возможности максимально глубоко. Все повреждённые по ходу раневого канала ткани иссекались, а инородные тела, чаще всего это были клочки одежды, увлекаемые за собой пулей или осколком, извлекались. Конечно, саму пулю или осколок, если они не лежали в поверхностных мышцах или под кожей, отыскивать не пытались — опыт показал, что это было совершенно ненужным делом. Обработанная таким способом рана заживала значительно быстрее, как правило, почти не нагнаивалась, не давала осложнений и позволяла на последующих этапах эвакуации даже наложить швы. Как известно, соответствующей инструкцией по первичной обработке ран в медсанбате и даже полевых госпиталях зашивать разрешалось только полостные раны, проникающие в грудную или брюшную полости, все другие оставлялись открытыми.

После первого опыта работы, ещё в совхозе Груздево Борис как-то в беседах с врачами медроты, которые ему поручил провести Сангородский, рассказывал о таком способе обработки ран, но приняли его во внимание немногие, главным образом, молодые врачи. Другие, имевшие большой стаж работы, продолжали обрабатывать маленькие раны по-старому, то есть вырезать «пятачки».

Фёдоров заметил, как переглянулись Лев Давыдович и Симоняк, и понял, что в этом вопросе в медсанбате дело обстоит далеко не так благополучно, как ему показалось, поэтому он сказал:

— Мы сегодня вечерком на эту тему побеседуем. Видно, у вас всё-таки рыльце в пушку, да и это отделение делает не всё так, как мне бы хотелось. Вот я сейчас покажу. Есть у вас лезвие безопасной бритвы? — спросил Фёдоров операционную сестру Катю Шуйскую.

Та ответила:

— Есть, ведь очень часто приходится брить края раны.

— Так, а я эти лезвия предлагаю использовать ещё и для другой цели. Положите парочку в спирт, а теперь смотрите.

Фёдоров быстро помыл руки и подошёл к столу, на котором лежал раненый в бедро. Рана была величиной с копейку и совершенно не кровоточила. Осмотрев её, хирург вновь обратился к операционной сестре:

— Дайте Кохер!

Она подала просимый зажим.

— Теперь лезвие.

Фёдоров вставил бритвенное лезвие в зажим Кохера так, что зубчики инструмента сомкнулись в одном из отверстий лезвия и, подойдя к раненому, которому Тая только что закончила проводить обезболивание новокаином, приступил к показу нового способа обработки ран. Этим импровизированным скальпелем он быстро рассёк рану и, придерживая пинцетом, также быстро срезал очень тонким слоем все размозжённые ткани, подкожную клетчатку и мышцы.

— Видите, какой тонкий и ровный получается срез? Скальпелем, даже самым лучшим, вы этого не достигнете никогда, а то, что из пересечённых вами мелких сосудов немного усиливается кровотечение, то это даже хорошо: рана как бы промоется. Разумеется, при этом надо как следует знать анатомию. Если по характеру раны будет видно, что может быть повреждён более или менее крупный сосуд, его надо не забыть перевязать. Этот способ предложил наш фронтовой хирург, профессор Куприянов, — закончил Федоров. — Да, — добавил он, — лезвие после употребления надо обмыть и бросить в спирт, оно может пролежать до следующей операции. Затем взять свежий зажим и вновь сделать себе скальпель. Таким способом можно обработать подряд два-три десятка ран.

В этот момент в палатку вбежала доктор Криворучко:

— Лев Давыдович! — закричала она ещё от входа в палатку, забыв все наставления и правила о порядке обращения к начальству. — Там привезли две машины раненых, я не могу разобраться, что с ними делать! Пожалуйста, идёмте скорее. Борис Яковлевич, там очень тяжёлые есть! — и, всплёскивая в испуге руками, выбежала.

Сангородский обратился за разрешением к Фёдорову, чтобы идти в сортировочную.

— А это кто такая, почему она паникует? — спросил тот.

— Это командир сортировочного взвода доктор Криворучко, но, откровенно говоря, всю работу по сортировке приходится проводить мне, — ответил Лев Давыдович.

— Ну хорошо, идите, товарищ Симоняк проводит меня дальше, и мы осмотрим всё. А вы куда? — обратился Фёдоров к Алёшкину, снимавшему халат и тоже собиравшемуся выходить из палатки.

— Я пойду в первую операционную, ведь там тяжёлых привезли, может быть, нужно будет делать ампутацию, ушивать пневмоторакс, могут быть ранения и брюшной полости.

— Как, и всё это будете делать тоже вы? А где же остальные врачи?

— Мы со вторым отделением работаем посменно по 12 часов. Из третьего отделения я пошлю сюда на помощь Таисию Никифоровну, а их второй врач придёт ко мне в первую операционную, я уже послал за ними санитара. Разрешите идти? — спросил Алёшкин.

— Да-да, идите. Я пока побуду здесь, а потом загляну к вам, — ответил рассеянно Фёдоров, думая о чём-то своём.