Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том 1

В двенадцать часов дня они уже были в очереди, состоявшей главным образом из мужчин, перед столиком на балконе здания областного военкомата. Сверху на стене висело объявление, написанное химическим карандашом на куске обёрточной бумаги: «Регистрация командного и начальствующего состава». За столом сидел худой капитан с измученным лицом. Было видно, что он по-настоящему не спал уже много ночей и устал безмерно. Тем не менее, преодолевая усталость и напрягая все усилия, он каждому старался ответить как можно вежливее и спокойнее. В длинной очереди тех, у кого имелись направления, было очень мало, большинство составляли люди с рапортами и заявлениями, в которых они просили, а некоторые прямо-таки требовали, чтобы их немедленно мобилизовали и отправили на фронт. Некоторые говорили, что они недавно сражались на Халхин-Голе, у них есть опыт, и Красной армии без них в настоящий момент просто нельзя обойтись. Другие уверяли, что опыт Гражданской войны, которую они провели в какой-нибудь славной героической дивизии или армии, даёт им право быть в первых рядах защитников Родины. Много приводилось самых разных доводов, и всем капитан старался как можно толковее и вразумительнее объяснить, что их очередь ещё не пришла, им нужно продолжать трудиться там, где они служат и работают сейчас, их работа тоже нужна фронту. Ну, одним словом, говорил о том, что в этих случаях в то время, наверно, говорили тысячи таких же капитанов и майоров в тысячах военкоматах страны сотням тысяч, миллионам советских людей, желавших как можно скорее попасть в армию, на фронт, чтобы успеть принять участие в разгроме наглого фашистского зверя. Ведь все в то время полагали, что война с фашистской Германией продлится самое большее 4–5 месяцев и что неудачи пограничников — это явление чисто случайное и очень кратковременное. А вот подойдут наши доблестные красноармейские части, помчатся на врага могучие танки, взовьются в воздух тучи самолётов, и враг в панике побежит в своё фашистское гнездо, где и будет безжалостно уничтожен.

Так, между прочим, думали и Алёшкин с Панфиловой, подходя к столу капитана. Предъявив ему направления военкомата, Борис больше всего боялся, что тот, посмотрев на них, равнодушно, но по возможности вежливо, скажет:

— Ну что же, раз опоздали, возвращайтесь в свою Александровку и работайте, там ваша работа тоже нужна. Если надо будет, вас вызовут.

Но этого не случилось. Внимательно изучив документы и отметки, сделанные на них дежурным лейтенантом в штабе дивизии, капитан пометил какие-то бумажки, лежавшие у него на столе, прочитал одну из них, удовлетворённо хмыкнул и произнёс:

— Ну что же, хорошо. Я доложу военкому. За ответом зайдёте сюда ко мне завтра в 12:00, без очереди. Следующий!

Они отошли от стола.

— Что же теперь будем делать? — спросила Вера.

— У вас есть знакомые в городе? — в свою очередь спросил Борис Яковлевич.

— Нет.

— Ну вот и у меня тоже нет! Значит, придётся день коротать вместе.

— А где мы будем ночевать?

— Пойдём в гостиницу. Я тут перед войной останавливался.

Они вышли из военкомата. Перекусив в первой попавшейся чебуречной, они подошли к гостинице и прочли надпись на картонной табличке: «Мест нет». Побродив около часа по городу и ещё раз подкрепившись, направились в парк. В летнем кино шла новая картина «Если завтра война». Купили билеты и с огромным удовольствием посмотрели этот фильм. Войну показывали такой, какой её себе представлял, видимо, никогда не воевавший режиссёр, а консультировали его, скорее всего, те, кто или тоже никогда не видел войну, или задался целью специально подлакировать её.

Между прочим, и Борис, и тем более Вера, и тысячи зрителей, смотревших эту картину, ещё не представляли себе войну — ту войну, которая уже началась и которая безжалостно разбивала все розовые иллюзии многих и многих военачальников и государственных деятелей, а также простых людей советского государства. Но пока об этом никто из смотревших кинокартину в городе Нальчике ещё не знал, пока они видели лишь удивительно красивые танковые атаки, многочисленные эскадрильи, краснозвёздный самолёт, строгие ряды красиво марширующих красноармейцев; пулемётные и миномётные гнёзда, точно по волшебству, вдруг появляющиеся в совершенно чистом и безобидном поле и также мгновенно проваливающиеся сквозь землю при приближении атакующего неприятеля, и выныривающие из-под земли вновь, как только атакующие прошли, поворачивались на сто восемьдесят градусов и стреляли в спину врага. Пока они видели только ловких подтянутых командиров, важно склонявшихся над военными картами и руководящих огромными массами войск и технических средств с таким олимпийским спокойствием, что невольно казалось, так происходит и сейчас, если у нас есть такие командиры, то опасаться нечего, и наша армия победит без всякого труда.