Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том 2

– Да брось ты эту официальность, когда бываем одни, это ни к чему. Другое дело на людях, и особенно на глазах начальства. Там уж, будь любезен, тянись как положено. А сейчас садись к столу, расскажи, что тебя беспокоит, как думаешь работать. А потом и я тебе кое-что расскажу. Думаю, что времени нам хватит, – он посмотрел на наручные часы. – В 17:00 нас обещал принять член Военного совета, полковник Тынчеров, я должен тебя ему представить. Ты его не знаешь? Нет? Он до войны был заместителем председателя ВЦИК РСФСР. С ним очень считаются и на фронте, и даже в ставке Верховного. Ну, да об этом, впрочем, потом, а сейчас рассказывай. Да, ты есть не хочешь? Ну, тогда чайку! Шурочка, – позвал он, – дай нам с товарищем Алёшкиным чаю, да хорошо бы с лимончиком.

Борис опять удивился. Он уже не помнил, когда пил чай с лимоном. И перед войной-то это случалось редко, а во время войны… «Ну да, ведь всё-таки начсанарм», – подумал он.

Через несколько минут, прихлёбывая из настоящего стакана с подстаканником горячий сладкий чай с лимоном и похрустывая печеньем из только что раскрытой расторопной секретаршей пачки, Борис рассказывал Склярову обо всех своих сомнениях, опасениях и о почти полном отсутствии знаний того, что ему предстояло делать. Не смог он также, несмотря на обещание, данное им Перову, не заикнуться о том, что его призвание – лечебная, хирургическая работа, и что ему должность начсандива не по плечу.

На это Николай Васильевич заметил, что труса праздновать рано, что во время войны всем часто приходится делать не то, что им нравится, а то, что нужно. Он понимает, что для такой должности Борис Яковлевич, как врач, молод – всего два года врачебного стажа, но, ознакомившись с его делом, он увидел, что у него имеется опыт комсомольской, партийной и хозяйственной работы. Кроме того, там же он нашёл блестящие отзывы о его работе в первые месяцы войны.

– Это и заставило меня согласиться на утверждение вас в должности начсандива, так я доложил и товарищу Тынчерову, – закончил он.

Затем Скляров наметил Борису план работы на ближайшее время. В частности, обратил его внимание на необходимость скорейшего проведения санитарной обработки всего личного состава дивизии с обязательной дезинфекцией белья и обмундирования; указал на необходимость в дальнейшем введения регулярности такой обработки, предложил также провести подготовку и начало профилактических прививок против желудочно-кишечных инфекций, дал множество других советов и заданий.

Борис понял, что выполнение даже первых двух потребует массу времени и сил, и потому замечание начсанарма о том, что всё свободное время он может посвятить хирургической работе в медсанбате, Борис воспринял как замаскированную шутку. Но начальство имеет право пошутить, ничего не поделаешь, на то оно и начальство.

Затем Скляров рассказал Алёшкину о том, что уже послал приказ о назначении Виктора Ивановича Перова начальником 31-го полкового полевого госпиталя, а вместо него уже назначен новый комбат, бывший начальник госпиталя в соседней армии, снятый с работы за какую-то провинность и пониженный в должности. Он уже выехал в медсанбат, это военврач второго ранга Фёдоровский.

– Не понравился он мне что-то. Но нач. сануправления фронта прислал, а кроме вашего медсанбата вакантных мест в армии пока нет. Ты за ним присматривай получше, это тебе тоже новая забота. Я, было, пока не хотел Перова брать, да 31-й госпиталь без начальника уже две недели стоит. Скоро и комиссара вашего заменят, как только заместителя найдут. Его в Москву в Военную академию преподавать отзывают. Сняли, видно, с него опалу, как, впрочем, и со многих других. Ничего не поделаешь, умные-то люди нужны, – закончил свои наставления начсанарм.

Алёшкин не очень обрадовался последним сведениям. Особенно его огорчил уход комиссара медсанбата Подгурского, с которым он за последнее время сдружился.

– Ну, хорошо, наговорились мы достаточно, – заметил Скляров. – Сейчас пойдём обедать в столовую, затем ты побеседуешь с Брюлиным и Берлингом, а к 16:30 придёшь ко мне, и мы отправимся к члену Военного совета армии.

Обедали все вместе: Николай Васильевич, Шура и Борис. Шура достала для Алёшкина, как для командировочного, талоны на обед, и Борис впервые за много месяцев обедал в настоящей столовой – из тарелок, на столах, покрытых клеёнкой, с полным набором столовых приборов и даже бумажными салфетками. Однако, сами кушанья, хоть и приготовленные с некоторой претензией на ресторанные блюда, и по вкусу, и по объёму были куда хуже тех, которые готовил для командиров повар медсанбата.

В столовой они встретили Брюлина и Берлинга, после обеда они утащили Бориса к себе. Их землянка была невелика, но достаточно чиста и удобна. В течение двух часов, которые Алёшкин провёл там, ни о каких делах они не говорили, а болтали о разных разностях. Между прочим, Брюлин рассказал Борису, что их «толстый медвежонок» (так он назвал Склярова) недавно обзавёлся семьёй, заимел молодую жену Шурочку.