Прошло два дня. За это время вернулась отправленная в Крестцы полуторка, загруженная гипсом, шинами и перевязочным материалом. Кроме того, Павловский с попутным транспортом отправил около 50 штук вагонок, ещё одну палатку ДПМ, некоторый запас продовольствия и вторую кухню. На посланную ему Борисом записку о том, что начсанупра фронта на него возложил отправку попутным транспортом всего имущества госпиталя, остававшегося в Крестцах, Павловский ответил кратко, но такими словами, которые в печати привести невозможно. Однако дело своё, хотя, может быть, и не совсем свойственное замполиту, он выполнял очень аккуратно, стараясь использовать каждую свободную машину, следующую на передовую. К сожалению, таких машин пока было немного.
Положение улучшилось с 5 февраля, когда эвакопункт, окончательно развернувшись, начал регулярно посылать транспорт за ранеными в 27 госпиталь. Эти машины Павловский загружал до предела. В основном транспортом эвакопункту служили старые автобусы, переделанные из пассажирских, груза они вместить могли мало и добирались до госпиталя с большим трудом, тем более что вновь несколько раз выпадал снег. Накатанную дорогу заметало, а расчищать её было некому. Сапёры вместе с пехотными частями уже давно ушли вперёд, населения в этом районе не было. От тех нескольких деревень и сёл, которые приходилось проезжать, остались только закопчённые печные трубы, да надписи на дощечках с их названиями, прибитые к оставшимся деревьям или кольям, специально вбитым в землю около дороги. Фашистские варвары выполняли свой план «выжженной земли», сжигая, уничтожая, увозя с собой всё, что было возможно, и угоняя оставшееся в живых население на Запад.
Госпиталь с 5 февраля приступил к работе, начав принимать раненых, которые в большинстве своём поступали почти совсем необработанными, с примитивными повязками и иммобилизацией конечностей. В первом эшелоне госпиталь имел менее половины личного состава и около 30 % основного коечного фонда.
В 27 госпиталь, единственное армейское медицинское учреждение, развёрнутое в этом районе, как и предупреждал начсанупр, направлялись раненые всех профилей. Немудрено поэтому, что к 11 февраля весь палаточный фонд, состоявший к этому времени из шести палаток (трёх ДПМ и трёх ППМ), был загружен полностью. Раненые в конечности, которым накладывался гипс, не могли быть эвакуированы немедленно, их следовало выдержать не менее двух суток после наложения гипса, чтобы он достаточно хорошо затвердел. Раненых в грудь и живот после операции необходимо было наблюдать не менее недели.
Автотранспорт эвакопункта работал с перебоями, его автобусы застревали в пути, а так как расстояние, отделявшее 27 госпиталь от ближайшего фронтового эвакогоспиталя, куда эвакуировались раненые, составляло почти 120 километров, то дорога к нему отнимала часто более суток.
Положение осложнялось ещё и тем, что такое имущество, как щитовые домики, стенды, вагонка, железные печи с трубами, в автобусы погрузить было невозможно, а весь грузовой транспорт госпиталя, также, как и санитарный, был занят эвакуацией раненых из медсанбатов соединений, действовавших на этом направлении. Часто приходилось забирать раненых и из полковых медпунктов. Медсанбаты, стремясь не отстать от своих дивизий, преследующих отступавшего противника, иногда даже и не развёртывались.
К 16 февраля основное имущество госпиталя и весь личный состав его, за исключением нескольких человек во главе со старшиной — медсестрой Емельяновой, оставленных Павловским для передачи полковому эвакопункту и прибывающим эвакогоспиталям оставшихся стендов, разборных домиков и некоторого второстепенного по значению инвентаря, сосредоточились на новом месте. К этому времени большая часть врачей и медсестёр госпиталя уже начали осваиваться с новыми аспектами хирургической работы, неожиданно свалившимися на них.
Естественно, что Алёшкин вынужден был, передоверив всю работу по передислокации остававшегося имущества Павловскому, а оперативные действия по развёртыванию своему помощнику, капитану Захарову, сам полностью переключиться на хирургическую работу.
Опыт, приобретённый в медсанбате, очень помог. При обработке раненых в конечности окончательное решение о характере и объёме необходимой медпомощи принимал только он. И если практическую работу по обработке ран или наложению той или иной иммобилизующей повязки выполняли все врачи и медсёстры, то решать степень вмешательства в каждом случае приходилось именно ему. Кроме этого, многие операции выполнял он лично, ведь людям нужен был отдых. Борис уже знал, опять-таки по опыту медсанбата, к чему может привести беспрерывный труд в операционной и перевязочной: через двое-трое суток весь персонал выйдет из строя. И хотя он сам спал в сутки не более трёх часов, для всех остальных действовал разработанный им строгий график, где каждому отводилось на сон не менее шести часов. В остальном медперсонал находился в очень тяжёлом положении.