Необыкновенное лето (Трилогия - 2)

- Он, наверно, недолго жил. Его ранили в каких-нибудь трех шагах от того места, где он умер, под большим кустом неклена. Следы крови виднелись на тропе. Красноармейцы и милиция оцепили холм, и к обеду бандиты сдались. Этих сволочей было всего четверо. У них взяли револьвер Дибича, его лошадь. Они показали, что собрались ночью пограбить скит, залегли на опушке. Но тут подвернулся Дибич. Они выстрелили в него из кустов.

- Значит, простая случайность! - изумилась Вера Никандровна, как будто именно случайность больше всего поражала в смерти Дибича.

- Случайность, - хмуро согласился Кирилл, - но случайность, которую можно было предвидеть.

Он опять смолкнул и, необычайно для себя сгорбившись, опустил голову.

- Я тебе налила. Чай остынет.

- Я обязан был предвидеть, - сказал Кирилл.

- Что?

- Надо было предвидеть вероятность такого случая.

- Как же можно, когда, ты сам говоришь - такая обстановка.

- Вот, вот. Обстановка. Когда кругом шайки! Когда мы вышли их ловить! Какое я имел право отпустить Дибича одного?

- Но... он ведь сам... И потом, разве ты ему начальник? Ведь ты не мог запретить, правда?

- Но, значит, не имел права и отпускать. А я еще сам ему предложил. Надоумил. Толкнул на этот шаг.

- Но ты же хотел ему добра, Кирилл! - сказала Вера Никандровна, сочувственно заглядывая сыну в глаза.

- Вот именно, добра, - воскликнул он, срываясь со стула и опять отходя к окну. - Почему же у меня не хватило мужества сказать потом его матери, что я ему хотел добра?! Я хотел доставить ее сыну удовольствие. Почему же мне было стыдно, и ужасно, и страшно к ней идти? Я хотел сделать ее сыну приятное, разнежился, растрогался. И его убили. В конце концов разве не я виноват, что его убили, нет? Как ты думаешь?

- Я думаю... ты зря себя казнишь. Ты не можешь отвечать за стечение... такое трагическое стечение случайностей. Не можешь укорять себя, что хотел сделать хорошее, доброе дело.

- Доброе дело, в результате которого погиб добрый человек, так? Знаю я такое добро! Добро из импульса. Без ума, без разума, без смысла. Просто так - потому, что приятно. Тебе самому приятно. Чтобы про тебя подумали, что ты добренький. Ну вот, я добренький. Мне было приятно доставить человеку удовольствие. А человека нет. И какого человека, мама, если бы ты знала!..

Он навалился на подоконник, высовываясь наружу, чтобы глотнуть еще не развеянной утренней прохлады.

Вера Никандровна, подождав, сказала:

- Если бы человек всегда рассчитывал, к каким последствиям может привести благородный поступок, хорошие побуждения были бы мертвы. Я помню твой рассказ о Дибиче. Если бы он стал рассуждать, он, может быть, пришел бы к выводу, что лучше отдать тебя под суд за пораженческую агитацию на фронте. А он не отдал.

Кирилл не ответил. Она еще помолчала, затем спросила:

- Как же встретила тебя мать Дибича? Ты ей помог чем-нибудь?

Кирилл вернулся к столу. Огорченная и нежная улыбка медленно появилась в его глазах.

- Что же ты спрашиваешь? Как встретила мать! Да ты сама-то кто, мама, а?

- Правда, - слегка потупилась Вера Никандровна, - все так понятно, к сожалению...

Они переговаривались редкими словами, когда к ним постучали. Дверь приоткрывалась неуверенно, точно младенческой рукой, и Вера Никандровна встала из-за стола, думая встретить в передней кого-нибудь из своих учеников. Но дверь вдруг решительно отворили.

- Вера Никандровна, вы? - громко спросила Лиза, останавливая глаза на Кирилле, не в силах оторвать их от него, но движением всего тела показывая, что хочет подойти к Извековой.

Она была очень бледна, насильственно вежливая улыбка не оживляла, а мертвила ее еще больше и делала неловкой. Первые слова, к которым она, наверно, приготовлялась, прозвучали у нее почти звонко, как крик, но голос упал, едва она опять заговорила:

- Простите, что я так...

- Лиза?.. Елизавета Меркурьевна? - прервала ее Вера Никандровна, тоже оборачивая взгляд на Кирилла.

Он поднялся, услышав это имя и только теперь поняв, кто эта женщина.

- ...что я так непрошено, - досказала Лиза, все продолжая глядеть на него.

Она глядела на него, как смотрят на человека, в котором увидели то, что ожидали, и который поражает именно тем, что - несмотря на долгую разлуку - остался совсем прежним и перемены не властны над ним. Не только в существе своем, заложенном во взгляде и незабываемых прямых чертах лица, Кирилл казался Лизе прежним, но также его наружная стать, с этим ремнем, в этой гимнастерке, повторялась в настоящем, как точное отражение былого.

Он тоже смотрел на Лизу. Вся она была для него нова, но будто новизной подновленного здания, за которой только значительнее видится протекшее время.

Он первый подошел к ней и быстро протянул руку.

- А я к Вере Никандровне, - сказала она, в тепле его жестких пальцев ощутив холод своей руки.

- Так что же? Я должен уйти? - улыбнулся он молодо.

- Нет. Я... тоже и к вам, - призналась она, смущаясь чуть не до слез.

- Выходит, уйти надо мне? - засмеялась Вера Никандровна.

Поздоровавшись и не отпуская руки, она подвела Лизу к столу.