Необыкновенное лето (Трилогия - 2)

- Тоже выдумал! Кто это на могилах расписывается? Я на кладбище целое лето жил, знаю.

- Ну и что же, что жил? Разве есть закон? Захотим, так распишемся.

- А чего такое - селение праведных? - спросил Витя.

- На кресте, да? Знаю, - сказал Ваня.

- На кресте, да? - повторил за ним Павлик.

- Это всё попы! - сказал Ваня. - Воскресение, селение. Начнут архиреить! А ничего и нет. Закопают, так не воскреснешь.

- Ну да, - согласился Павлик. - Отзвонил, и больше каюк.

- А на Марсе? - скептически спросил Витя.

- На Марсе! Подумаешь! - дернул плечами Павлик.

- Ты не читал, вот и говоришь.

- Ты читал, да плохо, - сказал Ваня. - На Марсе не мертвецы, а живые люди.

- Ага, - подтвердил Павлик. - Только там марсисты.

- Надо так, - предложил Витя. - Здесь покоится (он сделал паузу, сомневаясь - нужно ли что-нибудь о прахе и о местности)... покоится Арсений Романович, самый хороший человек!

Он неуверенно взглянул на товарищей. Павлик подумал и признал, что проект удачен. Ваня был не очень доволен.

- Надо еще нарисовать и выбить на камне, - дополнил он.

- Рисунок?

- Ага.

- А про что рисунок?

Тут мальчиков догнал Рагозин и положил им на плечи тяжелые руки в варежках.

- Замерзли?

- Не-ет! - дружно откликнулись они, опять потирая ладонями уши.

- Петр Петрович, мы спорили про памятник, какую сделать надпись.

- Ну, какую же решили сделать?

Они опять заспорили наперебой, выдумывая новые предложения и в конце концов заставив Рагозина сказать, какую надпись сделал бы он сам.

- По-моему, надо просто: Арсений Романович Дорогомилов, революционер.

- И всё? - спросил Павлик, от неожиданности разинув рот.

- И всё.

- И всё! - вскрикнул Ваня. - Вот это да-а!

- Это да-а! - закричал тогда и Павлик. - Арсений Романыч тоже был бы рад, правда, а?

И только Витя задумался и ничего не сказал. Ему было грустно, что о таком человеке, как Арсений Романович, будет написано всего одно слово.

Мальчики шли в ряд с Петром Петровичем, стараясь так же широко шагать, как он, и скоро добрались до площади, где толпа людей дожидалась трамвая.

Становилось очень морозно, быстро темнело, вьюга крутила и крутила все злее. Но мальчики, прохваченные холодом и засыпаемые снегом, присоединились к толпе и стали терпеливо, вместе со взрослыми, ждать, чаще растирая уши, щурясь сквозь метель на далекие неясные фасады университета.

37

После первого спектакля "Коварства" Аночка и Кирилл видались каждую неделю, и в день похорон Дорогомилова тоже должна была состояться встреча.

Кириллу казалось, что они видятся очень часто, то есть что чаще видеться невозможно - так трудно и хитро было выкроить два-три часа, свободных одновременно и у него и у ней. Сложнее, конечно, было для него. Аночка как-то спросила, договариваясь о свидании:

- Но ведь есть у тебя расписание?

- Расписание - чего?

- Ну, когда ты занят, когда нет.

- Когда нет? - усмехнулся он. - Тогда находится что-нибудь непредвиденное.

Усмешка его сразу улетучилась.

- Непредвиденное - довольно существенная часть работы. Иногда самая существенная. Это - школа, в которой учишься предвидеть.

- Есть, значит, надежда, что ты выучишься предвидеть, в какой день можешь по-настоящему со мной встретиться?

- По-настоящему?

- Да. Чтобы не на минутку.

Он с такой основательностью задумался, что ей стало весело.

До сих пор Кирилл ни разу не обманул Аночку, если обещал прийти, вернее - успевал заранее предупреждать, если встречу приходилось отложить. Но в этот день его неожиданно назначили выступить за городом на митинге.

Он рассчитывал вернуться к условленному часу. Но все сложилось не по расчету.

Митинг был созван для записи добровольцев в кавалерию. На горах, в одном из унылых зданий разросшегося Военного городка, народ теснился плечом к плечу. Все стояли. Тут собрались служащие городка, новобранцы Красной Армии, пестрый люд Монастырской слободки, обитатели разбросанных по округе выселок - рабочие окрестных кирпичных сараев.

Извеков говорил с помоста, который дышал у него под ногами. Он любил прохаживаться во время речи, это напрягало его и в то же время удерживало в сосредоточенности - мысль текла мерно с шагом. Он не замечал, как вздрагивает на помосте накрытый кумачом стол.

Говорил он легко. События, которых он касался, сами по себе приковывали слушателей - дело шло о победах на юге, о бегстве в белую Эстонию разбитого Юденича, о новом наступлении в Сибири против Колчака все фронты гражданской войны находились в невиданном движении, но уже движение это было дано фронтам не по почину контрреволюции, как случилось два-три месяца назад, а сосредоточенной волею Красной Армии. Она несла свои знамена вперед, возвращая России ее далекие окраинные земли.