Необыкновенное лето (Трилогия - 2)

- Я ведь только что окончила гимназию, она, правда, школой теперь называется, - быстро заговорила Аночка. - Ну, и у нас всем предметам были даны особые имена. Между девочек, конечно. Например, литература - это "Заветные мечты". А последний год у нас ввели политическую экономию и конституцию. Их мы окрестили "Счастьем человечества". Ну, и мне за "Счастье человечества" всегда двойку ставили.

- Трудно, видите ли, дается счастье человечества, - засмеялся Рагозин.

- Но ведь мы с вами говорили о "Заветных мечтах", - сказал Кирилл, взволнованно и без улыбки глядя на Аночку.

- Пожалуй, верно, - проговорила она, отвечая ему неподвижным взглядом. - Но мне кажется, вы не столько дорожите "Заветными мечтами", сколько "Счастьем человечества". И потому, что вы хотите, чтобы все думали одинаково с вами, вы мне для начала знакомства влепили двойку.

- Ну, вы уж понесли какую-то абракадабру, - сказала Вера Никандровна.

Кирилл приподнял пальцы, закрывая свою мимолетную усмешку.

- Я не хочу, чтобы все думали одинаково со мной. Я хочу, чтобы вы думали так же, как я.

- Небольшое требование... Но, вероятно, я не смогу его выполнить.

- Почему же... если оно небольшое?

- Как-то слишком скоро у нас наметились расхождения.

- Например?

- Например, вы почему-то сразу переменились, как только я назвала Цветухина.

- Не знаю, каков он сейчас, - отвел глаза Кирилл. - Раньше я его терпеть не мог. Он самообольщен, как пернатый красавец.

- Как вас звать? Кирилл, а по отцу? - вдруг спросила Аночка.

- А как вы меня зовете за глаза?

- За глаза... я вас никак не зову.

- Ах ты вихор, - улыбнулась Вера Никандровна. - Николаевич, по отцу Николаевич.

- Так вот, Кирилл Николаевич. Позвольте дать вам совет: не высказываться о людях, которых вы не знаете.

- Правда, - беспокойно сказала Вера Никандровна, - Цветухин мужественный и простой человек.

Аночка легко нагнулась к Вере Никандровне и опять с необыкновенной быстротой поцеловала ее.

- Мне надо идти, - сказала она и прибавила, держа в ладонях голову Веры Никандровны и покачивая своей головой в такт раздельным и звучным словам: - Именно мужественный и простой человек!

Вера Никандровна взяла ее руки и спросила, глядя ей близко в глаза:

- Как Ольга Ивановна?

- Маме плохо, - ответила Аночка, словно мимоходом, но так, что уже больше не нужно было ничего говорить, и распрямилась, и обошла стол, чтобы проститься с Кириллом.

Он вдруг неловко выговорил:

- Ну, хорошо. Принимаю совет. Не сердитесь.

- А я не сержусь, - непринужденно ответила она и ушла, мигом исчезнув из комнаты.

С минуту все молчали, потом, вздохнув, Рагозин спросил:

- Тебе, говорят, квартиру нашли! Переезжаешь?

- Нет. Она мне не нравится.

- Э, да ты вон какой! Этакого буржуя тебе палаццо дают, а ты недоволен?

- Да, - сказал Кирилл, явно думая о другом, - я, братец, задрал нос...

10

В безветренный, почти уже летний день Пастухов вышел из тамбура дорогомиловского дома в легоньком пальтеце по давней моде - до колен, палевой окраски с белой искрящейся ниточкой, и глянул сначала вверх - не хмурится ли? - потом в стороны - куда приятнее направиться? - потом под ноги - не грязно ль? Поглядев вниз, он заметил троих мальчуганов-одногодков, сидевших на тротуаре спинами к залитому солнцем цоколю дома, с ножонками, раздвинутыми на асфальте в виде азов. Асфальт был исплеван. Они повернули головы к Пастухову, ожидая, скажет ли он что-нибудь или пройдет молча, и в одной из довольно запачканных мордашек он узнал своего Алешу. Он шагнул к ним.

- Что вы тут делаете?

- Играем, - сказал Алеша.

- Как играете? Во что?

- А в кто дальше доплюнется.

- Гм, - заметил Пастухов с неопределенностью, но тотчас прибавил ледяным голосом, еле двигая натянутыми губами: - Пошел сейчас же домой и скажи маме, что я назвал тебя болваном и не велел пускать на улицу.

Он порхнул взглядом по плевкам. Откуда они брались? Этот дом обладал необъяснимой притягательной силой для мальчишек, они льнули к нему, как осы к винограду. Алешу было немыслимо уберечь от них: если его выпускали на улицу, он встречал там одних, в саду его ждали другие, на черной лестнице третьи, в комнатах Арсения Романовича четвертые. Может быть, во встречах с мальчиками не было ничего дурного (Александр Владимирович считал, что дети должны расти, как колосья в поле, - среди себе подобных, а не как цинерарии - каждый в своем горшочке), но мальчиков было слишком много. Ольга Адамовна протестовала, чтобы ее посылали в город с хозяйственными поручениями и чтобы Алеша оставался без присмотра. Она даже попробовала пролепетать, что это не ее обязанность - ходить по базарам. Но не может, в самом деле, Пастухов допустить, чтобы мадам сидела дома, а по базарам ходила Ася. Такое время. Надо мириться. Именно - время, то есть все эти неудобства происходят до поры до времени: кончится ужасная братоубийственная распря, и Александр Владимирович возвратится в свой петербургский кабинет карельской березы. А пока все должны терпеть.