Необыкновенное путешествие из Рима в Афины. Признания журналиста

Таким же способом, как и в Сомали, мы бестолково помогали много лет всему миру, и успешно разоряли собственную страну. Строили никому не нужные заводы и создавали еще более бесполезные госхозы. Где-то в сомалийской боскалье, то бишь среди плоских равнин, покрытых колючим кустарником, по которым скачут одни только карликовые антилопы Диг-Диг, до сих пор, наверное, ржавеют скелеты тракторов «Беларусь», которые без всякой пользы для местных трудящихся поднимали африканскую целину. Как, впрочем, без особой пользы поднимали ее они и у нас в Казахстане – СССР, все равно, закупал зерно за границей.

Однако жизнь в африканском госхозе была для питерского студента полна приключений. Когда я прибыл в Так-Ваджале, то сразу же направился к своему новому начальнику – директору госхоза (назовем его «Иван Иванович»). Иван Иванович обитал в крепком каменном доме, которые построили еще англичане. Кстати, как скоро выяснилось, почти все в Сомали, кроме верблюдов и, разумеется, самих сомалийцев, было построено этими «колонизаторами-империалистами», как мы их тогда называли: дороги, мосты, каменные дома, колодцы и т. д.

Наш славный Иван Иванович до этого трудился директором госхоза где-то под Волгоградом. Успешно, наверное, раз его отправили в длительную загранкомандировку. Когда я вошел в дом, где обитал директор, то увидел грузного, голого до пояса и совершенно лысого «под Хрущева» мужчину. Его толстый живот непринужденно лежал на столе, на котором красовалась батарея пустых и уже покрытых красной африканской пылью бутылок. На бутылках, кроме пыли, к моему ужасу, были красные этикетки с надписями по-итальянски: «Чистый алкоголь. Только для внешнего использования».

• А, студент-президент! Приехал? – поднял на меня налитые кровью от беспробудного пьянства глаза мой будущий начальник. – Ну, давай знакомиться!

Иван Иванович ухватил огромной пятерней бутылку с грозной красной этикеткой, и умело наполнил до краев два «нашенских» граненых стакана, видимо, специально привезенных с собой из того же Волгограда.

• Так ведь это ж, для внешнего использования! – с испугом возразил «студент-президент», то есть, я. – Отравиться можно!

• Не боись, студент! – снисходительно усмехнулся Иван Иванович. – Мы тут эту хреновину давно потребляем – проверено: мин нет! Как наш самогон, только чуток ядренее. Ну, с приездом! Пей, студент, а то не сработаемся!

Я зажмурился и одним махом выпил стакан, а потому дальнейшие события моего первого дня в образцово-показательном сомалийском госхозе Так-Ваджале помню уже смутно…

Впрочем, скоро привык. Поскольку именно этим занимались в Так-Ваджале не только директор госхоза, но и наши военные специалисты, обучавшие свободных от колониального ига сомалийцев стрелять из пушек и ездить на танках. Хотя пили не только чистый спирт «для внешнего использования», но и какой-то местный коньяк из банановой кожуры – вещь куда более ядреная: неумеренного его потребителя потом надо было откачивать дня два. Кстати, сами сомалийцы, будучи мусульманами, спиртное не пили вообще. Зато усердно жевали листья «ката» – местного наркотика, который привозили на «Лэндроверах» или на наших «Волгах» из соседней Эфиопии.

О, легендарная советская «Волга» с никелированным оленем на капоте! О, легендарный корабль африканской пустыни! Нет, не недооценивали мы достижения своей собственной техники, и зря говорили о ней с иронией. Ведь именно «Волга» была в те времена единственной легковой машиной, которая могла преодолевать бездорожье и очень высоко ценилась среди африканских аборигенов. Поднимая клубы красной пыли, «Волги» мчались там, где не могли пройти никакие «Форды» и, тем более, хваленые «Мерседесы». Наша «Волга» и английский внедорожник «Лэндровер» – вот в те годы единственные механические «корабли африканской пустыни»!

Впрочем, знакомство с местными напитками в компании гостеприимного Иван Ивановича оказалось еще «цветочками». Было много и других не менее «веселых» приключений. До столовой наших военных специалистов, где я харчевался, на ужин приходилось добираться в полной темноте среди колючего кустарника. Порой из кустов доносился щелчок затвора автомата и гремел дикий возглас: «Сук, варья!» (Нечто вроде нашего: «Стой, мужик!»). В ответ на этот вопль надо было, как можно более небрежным тоном, уверенно отвечать; «Рашен!» (то есть, «Русский!»). Ибо, если в голосе звучала хотя бы легкая неуверенность, то сидевший в кустах в засаде сомалийский патруль – граница с враждебной Сомали Эфиопией была рядом, – мог отреагировать неадекватно, и, в результате, свободно принять русского переводчика за опасного эфиопского шпиона. Тогда из кустов незамедлительно гремел выстрел. К счастью, доблестные сомалийские солдаты из советских автоматов «Калашникова» стреляли так метко, что быть пораженным пулей бдительного патруля шансов практически не имелось.