– Ты пришла не за тем, чтобы узнать, кто я, ты пришла за тем, чтобы узнать кто ты.
Он указал рукой вглубь дерева. В темноте, на полу, засияла гладь воды.
Вода светилась изнутри. Темнота над ней по-прежнему была непроглядной. Таисия подошла ближе. Гладкая как зеркало поверхность слегка подрагивала от ее дыхания и биения сердца. Девочка опустилась перед ней на колени, вглядываясь вглубь, откуда исходил свет. Вода покрылась мелкой рябью, закружилась голова. И там, на дне, она увидела себя. Так отчетливо, так ясно, словно она стояла рядом. И даже когда она закрывала глаза, или ей только казалось, что она их закрывала, она по-прежнему видела себя.
Дверь распахнулась, и в комнату вошла мама. Она была чем то очень рассержена. Таисия испугалась и хотела было бежать, но поняв, что ее никто не видит, продолжила наблюдать. Невозможно было разобрать то, о чем они говорили. Все плыло, переливалось, бурлило. Слова терялись в потоке подводных звуков. Таисия вслушивалась в гул, она с головой погрузилась в воду. Мама прошла совсем рядом, едва не задев ее. Видно было как играют ее скулы, и по тому как она слегка ссутулившись, уперла руки в бока, можно было с уверенностью сказать, что она ужасно зла.
– Мама… – невольно вырвалось у Таисии.
Это была минутная слабость, во время которой ей хотелось обнять ее, простив все, за что так злилась. Но быстро одернув себя, она высунула голову из озера и кинулась в тень, привычную и такую желанную тень под деревом. Под ногами сочная зелень травы, вокруг деревья, а над головой все те же розовые облака заката. Не было ни тьмы, ни болот, окружавших гигантский дуб, изрывший корнями болотистую почву вокруг, ни мальчика, настойчиво пытавшегося не давать ответов на вопросы. Журчала вода, шептались листья на деревьях. Где-то вдалеке резвились дети. Таисия лежала в траве. Она больше ничего не чувствовала, ни тоски, ни обиды, лишь приятную усталость во всем теле, от которой хочется вытянуться и зевать.
11
"Мама" – пронеслось в голове у Ирины Александровны и холодом пробежало по телу. Она раскрыла глаза. За окном по-прежнему было темно. Белый свет луны, как прожектор светил в окно. Она вышла из купе. В проходе было тихо, но сквозь ровный стук колес, она услышала всхлипывания. Женщина двинулась в конец вагона, звуки усиливались. Войдя в тамбур, она открыла дверь в следующий вагон. Платформа тряслась и уходила из-под ног. Еле удержавшись, она шагнула вперед, через проход, в темный вагон. Звуки оглушительным эхом летали вокруг нее. Стучали колеса, завывал ветер, и этот пронзительный, истошный, почти не слышный, но знакомый плач дочери. Он расстраивал и злил, в одно и тоже время. Злил своей несправедливостью по отношению к ней, как к матери, своей бездумностью и нелогичностью. Этот плач не был чем-то конкретным, был обиден и глуп. Неужели так трудно согласиться и сделать так, как от тебя хотят? Неужели так трудно… Чем больше мать думала об этом, тем сильнее она злилась и ярче перед глазами возникала картина их последней ссоры. Только сейчас она поняла, насколько эта ссора была тяжелой для них обоих. Начавшаяся из-за какого-нибудь пустяка, маленькой искорки, которой оказалось достаточно для того, чтобы разжечь настоящее пламя. Так бывает, когда долго молчишь о чем-то, откладывая это на дальнюю полку. Рано или поздно, все, что было отложено, будет вновь поднято волной в воздух, и ударит с новой силой. Но почему же так несправедливы эти слезы. Она абсолютно не хочет меня понимать, думала она. Разве мало сделано для нее? Женщина оглянулась, узнавая по этим стенам и мебели вокруг, комнату дочери. Она испуганно обернулась, все та же дверь их квартиры, все тот же коридор за ней. Шума поезда уже не было слышно. Она не знала, в какой момент он исчез. Мысли бурлили и кипели в ее голове так громко, что ничего другого не было слышно. Таисия лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку, и плакала.
– Не надо устраивать истерик, – спокойно сказала мама. Тая нечего не ответила, продолжая плакать.
– "Мама", – уже знакомый шепот раздался над самым ее ухом. Она дернулась от неожиданности и, оглядев комнату, вернулась к кровати. Дочери на ней уже не было, не было и кровати. Пронзительный стук и грохот раздавался в самой голове и эхом отражался от стен вагона.
Что-то заскрипело. Женщина бросилась к двери. Как раз в этот момент, сопровождаясь громким щелчком, вагоны расцепились между собой и впереди идущий вагон, принялся стремительно удаляться. Женщина с силой оттолкнулась, и в затяжном прыжке вцепилась в поручни вагона. Она подтянулась за них и села на железную платформу, все еще держа поручень побелевшими от страха пальцами. Снег вылетал из-под колес, закручивался вихрем, поглощая отстающий вагон. Еще мгновение и вагон исчез в его белизне.
– Женщина! Вернитесь в вагон! – послышался крик проводницы за спиной.