Необыкновенные любовники

Девица де Ла Томасьер помолчала с минуту и продолжала:

— Наш долг по отношению к тем, кого мы теряем, не кончается с их смертью; он длится и принимает неожиданные формы. Любовь детей к родителям в особенности предъявляет свои требования. Она в некоторых случаях говорит даже голосом, которого за нею раньше не знали. Именно этому голосу я и намереваюсь внимать. Молитва поможет мне расслышать в нем определенную волю. Серьезность вашего чувства ко мне дает мне право просить у вас этого необычного доказательства. Я увижу в нем знак того, что мой достойный отец не ошибся в том уважении, которое он оказывал вам, и в том выборе, который он мне советовал сделать.

При имени своего отца девица де Ла Томасьер залилась слезами.

— Вообще, — продолжала она, — ум его был ясен, а сердце — еще лучше, и я удивляюсь, почему господь не принял этого во внимание и не пощадил его, послав смерть, столь ужасную по своей непредвиденности и внезапности; но нам не подобает обсуждать божественные замыслы; они превосходят наш разум и в нем не нуждаются.

Эта необычайная речь сильно удивила г-на де Валанглена. Девица де Ла Томасьер проявила себя в ней человеком, которого он не знал раньше. Впрочем, все это было не чем иным, как следствием законной скорби. Дело сводилось к тому, чтобы дать время этой юной душе оправиться от тяжелого удара, который обрушился на нее столь неожиданно. Более того, г-н Валанглен из эгоизма предпочитал, быть может, предоставить господу позаботиться об утешении прекрасной печальницы, вместо того чтобы брать такую заботу на себя. К этому делу он чувствовал себя мало способным, так как ему казалось нетрудным забыть смерть г-на де Ла Томасьера. Его дочь и сама ощутит это, когда истощит свою праведную скорбь. Ее благочестие поможет ей в этом. Г-н де Валанглен вспомнил, что и сам он в некоторых случаях внезапно обращался к богу и извлекал из этого наилучшие результаты, хотя обычно он бывал более тверд в вере, нежели усерден в делах религии. Так он истолковывал в девице де Ла Томасьер ее прихоть уединиться, замкнуться и погрузиться в молитву. Он все же был этим несколько удивлен, но причину своего удивления объяснял тем, что до сей поры больше обращал внимания на физическое сложение своей невесты, чем на подробности ее характера. Сказать правду, он мало о нем беспокоился, рассудив, что в супружеской жизни содержится слишком много общих интересов, чтобы нельзя было найти взаимное согласие, необходимое для придания браку приятности и прочности; что же касается небольшого дополнения, служащего к его украшению, то красота девицы де Ла Томасьер была достаточной, чтобы его обеспечить.

Все это побудило его довольно снисходительно подчиниться выраженному ею желанию. Он обещал девице де Ла Томасьер не искать встречи с нею в течение целого месяца. По прошествии же этого времени он рассчитывал найти ее такою же, как прежде. Тогда будет назначен день свадьбы. Г-н де Валанглен за четверть часа не проронил об этом ни одного слова. Девица де Ла Томасьер была слишком погружена в другие мысли, чтобы напомнить ему о чем-либо подобном. Он удержался от всяких намеков на этот счет и остерегся сделать гримасу, когда девица де Ла Томасьер заговорила о духовной помощи, которую она рассчитывает получить от г-жи де Ларно. Это была настоятельница монастыря «Божьи Девственницы», дальняя родственница г-на де Валанглена, которую он считал совершеннейшей дурой. При других обстоятельствах он не скрыл бы своего мнения по этому поводу от девицы де Ла Томасьер, но он подумал, что скука, которую она найдет в разговорах и советах этой старой дамы, сухой и черствой, быстро возбудит в девице де Ла Томасьер желание вернуться к более мирским мыслям.

Когда все было таким образом решено, девица де Ла Томасьер, прежде чем отпустить г-на де Валанглена, обратилась к нему с последней просьбой. Ее мать горячо желала, чтобы на месте преступления был воздвигнут крест в память этого горестного и мрачного события. Она поручала г-ну де Валанглену позаботиться об этом благочестивом деле. Он обещал заняться им немедленно и сделать так, чтобы изображение того, кто умер за грехи мира, возвышалось на том самом месте, где Ла Томасьер погиб вследствие своих собственных прегрешений.

* * *

Кюре и капитул церкви Сен-Грегуар, запрошенные г-ном де Валангленом по поводу воли г-жи де Ла Томасьер и его дочери, отнеслись к этой мысли настолько благосклонно, что даже выразили желание обратить этот акт благочестия в публичную церемонию, к которой будет привлечен весь город. Вообще говоря, никогда не бывает лишним пред взорами людей еще одно изображение их спасителя: оно должно не только освящать своим присутствием церкви или быть на видном месте у каждого очага, но и оживлять перекрестки и быть повсюду.