Можно себе представить, как взволновал нас этот рассказ! Господин Барсак был потрясен.
— Ну? Что я вам говорил? — вскричал Бодрьер с торжествующим видом. — Вот они, цивилизованные племена! Знаменитые мошенники…
— Я не могу опомниться, — дрожа ответил Барсак. — Я поражен, буквально поражен! Этот Доло Саррон с его приветливым видом! Ах!.. Но мы еще посмеемся! Завтра я прикажу сжечь деревню, а с этим негодяем Доло Сарроном…
— Одумайтесь, господин Барсак! воскликнула мадемуазель Морна. — Вспомните, что ведь нам еще предстоит пройти сотни и сотни километров. Благоразумие…
Ее перебил Бодрьер. Он спросил:
— Да уж так ли нам необходимо упорствовать в продолжении этого путешествия? Нам был предложен вопрос: «Достаточно или недостаточно цивилизованы племена в Петле Нигера для того, чтобы можно было предоставить им политические права?» Мне кажется, мы уже знаем ответ. Опыт нескольких дней и особенно сегодняшнего вечера достаточен.
Атакованный таким образом, Барсак выпрямился и собрался отвечать. Его опередила мадемуазель Морна.
— Господин Бодрьер слишком упрощает, — сказала она. — Он походит на того англичанина, который заявил, что все французы рыжие, только потому, что, высадившись в Кале[41], встретил одного рыжего; нельзя судить о целом народе по нескольким злодеям. Да разве мало совершается преступлений в Европе!..
Барсак полностью согласился с этим замечанием. Но язык у него чесался, и он заговорил.
— Совершенно справедливо! — вскричал он. — Но, господа, есть и другая сторона вопроса. Разве допустимо, чтобы мы, представители республики, едва лишь на пороге важного мероприятия, оставили его…
Он хорошо говорит, господин Барсак!
— …оставили его, обескураженные первыми трудностями, как боязливые дети? Нет, господа, тем, кому выпала честь нести знамя Франции, надлежит проявить твердость и смелость, которые ничто не в силах сломить. Им следует оценить реальность опасностей, которым они подвергаются, и, вполне осознав их, встретить лицом к лицу, без страха и сомнения. Но эти пионеры цивилизации…
Клянусь небом, вот так речь! И в какое время!
— …эти пионеры цивилизации должны превыше всего дать доказательства осторожности и не выносить поспешного суждения обо всей огромной стране, основываясь на единственном факте, правдивость которого к тому же не доказана. Как превосходно сказал предыдущий оратор…
Предыдущий оратор — это была просто-напросто мадемуазель Морна. Он улыбался, этот предыдущий оратор, и, чтобы прервать поток красноречия господина Барсака, поспешил зааплодировать с большим энтузиазмом. Мы последовали ее примеру, разумеется, за исключением господина Бодрьера.
— Вопрос решен, — сказала мадемуазель Морна, покрывая шум, — и путешествие продолжается. Я повторяю, что благоразумие предписывает нам избегать всякого кровопролития, которое может повлечь возмездие. Если мы будем рассудительны, то наше главное правило — продвигаться мирно. Таково, по крайней мере, мнение господина Марсенея.
— О, конечно! Раз уж это мнение господина Марсенея!.. — скрепя сердце одобрил Барсак.
— Не принимайте иронического вида, господин Барсак! — молвила мадемуазель Морна. — Лучше разыщите капитана, с которым вы обошлись так невежливо, и протяните ему руку! Ведь мы, быть может, обязаны ему жизнью.
Вспыльчивый господин Барсак — честный, превосходный человек. Он колебался ровно столько, сколько нужно было, чтобы придать цену своему самопожертвованию, потом направился к капитану Марсенею, отдававшему распоряжения охране лагеря.
— Капитан, на одно словечко, — позвал он.
— К вашим услугам, господин депутат, — отвечал офицер, вытягиваясь по-военному.
— Капитан, — продолжал Барсак, — мы сейчас оба были неправы, но я больше, чем вы. Я прошу меня извинить. Окажите честь подать мне руку!
Это было сказано с большим достоинством и без всякого унижения, уверяю вас. Господин Марсеней был очень взволнован.
— Ах, господин депутат! — воскликнул он. — Это уж слишком! Я все давно забыл!
Они пожали друг другу руки, и я думаю, они теперь лучшие друзья в мире… до новой стычки!
Инцидент Барсак — Марсеней закончился ко всеобщему удовлетворению, и каждый вернулся в свою палатку. Я собирался лечь спать, когда заметил, что Сен-Берена, по обыкновению, не было. Уж не вышел ли он из лагеря, несмотря на приказ?
Я отправился на розыски. Мне удалось сразу же встретить его слугу, Тонгане, который сказал:
— Твой искать мусье Аженора? Твой идти тихонько: мы смотреть его исподтишка… Его сильно смешной!
Тонгане привел меня на берег речушки, по нашу сторону от линии часовых, и, скрывшись за баобабом, я в самом деле увидел Сен-Берена. Казалось, он был очень занят и держал в пальцах какое-то животное, которое я не мог разглядеть.
— Там нтори, — шепнул мне Тонгане.
Нтори — это жаба.
Сен-Берен широко открыл пасть животного и старался ввести внутрь стальной прутик, заостренный на концах. К середине прутика была привязана крепкая бечевка, другой конец которой он держал.